Николай Крылов - Не померкнет никогда

— Трофим Калинович убедил меня, что еще может держаться на прежних позициях, хотя в полках у него осталось по шестьсот — семьсот бойцов. Высказал, между прочим, и такой довод, по-моему — серьезный: люди не поняли бы сейчас ухода с позиций, за которые пролили уже столько крови и где настроились стоять насмерть. Отойти, говорит, я всегда успею, если припрет… Что ж, согласимся? Только за флангами дивизии надо глядеть в оба. Особенно за левым чтобы немцы не оказались у Инкермана раньше Коломийца.

Когда все это утрясли, Иван Ефимович — мыслями он еще был с чапаевцами печально промолвил:

— Как-то я рассказывал вам про старика Ямщикова из Пугачевского полка. Ну, помните — тезка Чапаева и его соратник в гражданскую, потом много лет был председателем колхоза, на эту войну пошел добровольцем… Так вот, отвоевался старый орел, вчера убит. Свой пулемет — зенитную "счетверенку" с рук на руки передал сыну…

Как характерно это было для командарма Петрова! Поехав в соединение решать большие оперативные вопросы, он успевал справиться о лейтенантах, сержантах, рядовых, которых однажды запомнил.

А отвод Чапаевской дивизии на Инкерманские высоты сделался совершенно необходимым через пять-шесть дней. Выстояв этот срок на прежнем рубеже, она помешала противнику ввести еще больше сил в наступление с севера и с юга.

Для другой из двух старейших дивизий Приморской армии, 95-й Молдавской, 17 июня стало последним днем, когда на ее участке удерживался сплошной фронт.

Утром дивизия Капитохина (вместе с отрядом Ласкина и влившимися в нее подразделениями из бригады Жидилова, которые остались на Северной стороне после нашего контрудара) еще смогла отразить почти все неприятельские атаки. Хорошо сработали наши минные заграждения: на них подорвалось несколько немецких танков. Потом бои многократно доходили до рукопашной в траншеях. Дивизионная артиллерия и зенитчики били по фашистским танкам и пехоте прямой наводкой. Дивизию поддерживали, находясь сами под беспрестанной бомбежкой, все расположенные за Северной бухтой береговые батареи, чья судьба зависела от того, выстоит ли она, и некоторые батареи из других секторов.

И все же на исходе дня гитлеровцы, имея большой численный перевес, прорвались к морю за Учкуевкой, отрезав 30-ю батарею. Опаснейшее положение создалось и на правом фланге 95-й дивизии, у стыка ее с 345-й. К наступлению темноты противник достиг верховий Сухарной балки и был в полутора-двух километрах от Северной бухты.

Уезжая с докладом на флагманский командный пункт, генерал Петров приказал:

— Вызывайте майора Зелинского с начальником штаба. Настает, видно, их час!

Как ни выгодно было иметь 138-ю стрелковую бригаду на горе Суздальской, где она весьма пригодилась бы в случае дальнейшего осложнения обстановки, за последние часы стало совершенно ясно: немедленный, не позже завтрашнего утра, ввод бригады Зелинского в бой, в контратаку — единственная сейчас возможность задержать врага перед Северной бухтой. На флагманском КП с этим согласились.

* * *

С прошлой ночи в войсках четвертого сектора находился наш Харлашкин. Из моего и Ковтуна распоряжения он фактически выбыл: в эти горячие дни оперативные задания штабным направленцам давал, как правило, сам командарм… Но, планируя завтрашний боевой день, я очень ждал возвращения Константина Ивановича. То, что схватывал он свежим, зорким глазом, часто существенно дополняло донесения штадивов, помогало лучше представить детали обстановки.

Но Харлашкина привезли из 95-й дивизии на машине мертвым. Его пропыленная гимнастерка потемнела и покоробилась от засохшей крови. Сопровождающий военфельдшер объяснил: в груди — крупный осколок, смерть, очевидно, была мгновенной.

Как выяснилось, Харлашкин оказался в подразделении, отражавшем танковую атаку. Он взял чье-то противотанковое ружье — вероятно, бронебойщик был убит или ранен, — пристроился за каменной оградой и стал стрелять. Подбил один танк, успел выстрелить по второму… Военфельдшер сам этого не видел, слышал от других. Но в рассказе, дошедшем до нас из вторых или третьих уст, не потерялась и такая подробность:

— Говорят, майор громко пел песню. Стрелял и пел до самой последней минуты…

Константин Иванович любил петь, песен знал очень много. Раньше, до того как стряслась беда с его женой в эвакуации, он часто радовал ими товарищей в свободную минуту. И вот снова запел в жарком бою, с песней ушел из жизни.

Представитель штаба армии не обязан, да, строго говоря, и не должен заменять выбывшего из строя красноармейца или сержанта — у него свои задачи. Но кто мог упрекнуть майора Харлашкина в том, что перед лицом атакующего врага он взялся "не за свое дело", кто мог поручиться, что не поступил бы на его месте так же! Шла вторая половина грозного севастопольского июня. Уничтожить еще один ненецкий танк, убить еще одного фашиста — выше, важнее этого не существовало ничего.

Два дня спустя из старой боевой когорты направленцев штарма выбыл и майор Исай Яковлевич Шевцов. Он также выехал в войска с поручением, полученным лично от командарма, выполнил это поручение, но на КП не вернулся. Установить, как погиб Шевцов, мы не смогли. На том участке фронта все кипело в огне, и не один он исчез бесследно.

…В контратаке, предпринятой утром 18 июня в общем направлении на станцию Мекензиевы Горы, участвовали кроме батальонов новой бригады Перекопский полк Тарана, левофланговые части дивизии Гузя, остатки приданного ей танкового батальона. Артиллерия 95-й дивизии и чапаевцев с двух сторон поддерживала атакующую группу, имея задачу связать, насколько позволяли небогато отпущенные снаряды, противника огневым боем.

По нашим масштабам и возможностям контратака была крупной, но мы не ждали от нее слишком многого, сознавая, насколько неблагоприятно для нас соотношение сил. Однако все же надеялись, что удар во фланг немецким войскам, вплотную приблизившимся к Братскому кладбищу, Снимет непосредственную угрозу выхода врага к бухте, ликвидирует разрыв между частями Капитохина и Гузя.

К сожалению, достигли мы меньшего, чем рассчитывали. Инициатива была перехвачена на считанные часы, и потеснить гитлеровцев удалось едва на полкилометра.

Из-за больших потерь бригада майора Зелинского не дошла до намеченного рубежа. Но и не откатилась назад, не дала гитлеровцам прорваться к бухте. Словом, эта бригада внесла свой, пусть скромный, вклад в общий, тоже весьма Скромный, результат усилий нашей ударной группы. Он заключался в том, что наступление врага за Северной бухтой было приостановлено на полсуток. Во второй половине дня оно возобновилось по всему фронту четвертого сектора и на левом фланге третьего. Как мы вскоре установили, к известным уже неприятельским соединениям прибавились части 125-й пехотной дивизии, переброшенные с Украины. Должно быть, в штабе немецкой группы армий "Юг" или где-то выше рассудили, что без таких подкреплений Манштейну, севастопольцев не одолеть…