Борис Абакумов - Неизвестная война. В небе Северной Кореи

Приближался новый 1951 год. Писем из дома еще никто не получал, но мы писали много. Слишком долго шли письма в один конец. Самый короткий срок был 12–14 дней. Собрались мы на праздничный новогодний ужин все вместе. Перед нами выступил начальник политотдела Н. В. Петухов. Поздравили нас и мы друг друга с Новым годом, чокнулись, выпили немного и разошлись по своим домикам. Утром на улице нас встретило шествие разряженных «кукол» и «драконов». Они выделывали различные танцевальные фигуры под местную музыку. Это оказались школьники Дунфына, которые узнали, что у нас Новый год и решили дать новогоднее представление в нашу честь, хотя сами они празднуют этот праздник в феврале. Мы были удивлены этим неожиданным представлением, и в то же время для нас было это очень интересное зрелище.

В начале февраля мы были готовы к перелету вглубь Маньчжурии, в район Аньсаня. Нас перебрасывали туда для прикрытия с воздуха металлургического района, где трудилось много наших специалистов, присланных помочь восстанавливать домны и рудники комбината, разрушенные войной: сначала японцами — при отступлении, а потом китайцами, потому что это принадлежало раньше японцам. Ненависть делала свое грязное дело, а невежество не давало понять, что всё это может пригодиться народу. Наши товарищи полностью модернизировали весь комбинат на высшем уровне техники и запустили его в работу.

Перед перелетом на другую точку базирования, нас предупредили, что не все китайцы дружелюбно относятся к русским. Рассказывали нам о многих случаях, происшедших с советскими людьми, работающими в центральном районе Китая. Особенно иностранная разведка усердствовала в этом. Много раз пытались завербовать советских военнослужащих через различные знакомства с подставными лицами, а также женщинами, а потом шантажом пытались добиться различной информации. Но товарищи, попавшие в такое положение, докладывали по команде и их отправляли в Союз.

Китайцы, в угоду некоторым влиятельным кругам, делали даже инсценировки нападений наших военнослужащих на женщин прямо на улице, фотографировали и помещали в печать фотоснимки, как женщина отбивается от советского военнослужащего. Так было с одним капитаном из советников, который шел с одной гражданкой по улице и мирно беседовал. Дойдя до определенного, места эта женщина вдруг, ни с того ни с сего, размахивается и бьёт его по лицу, а в это время их фотографируют из-за угла, и этот снимок попадает в печать с соответствующей надписью. Немного раньше, до нашего прибытия, была разоблачена группа, действовавшая в одном из учебных центров по подготовке летчиков к полетам на реактивной технике. За приборную доску кабины Як-17 диверсанты подкладывали две большие снотворные таблетки, и, когда они обдувались воздухом, то испарялись. Летчик в полёте засыпал, вдыхая этот воздух, и разбивался. Эти частые случаи гибели курсантов прививали неуверенность и страх перед советской реактивной техникой, вызывали сомнения в её техническом совершенстве. В свое время в Китае было много разведок, и почти каждая империалистическая страна имела своих резидентов с соответствующими кадрами и явочными квартирами. А после революции эти разведки соединились вместе под общим американским контролем.

Нас предупредили также, что при поездках в командировки одиночно или небольшими группами, надо не терять бдительности и не поддаваться на провокации. А провокации могли быть на каждом шагу, особенно в центральных районах Китая. Когда обучали техсостав, состоящий из корейцев, для обслуживания реактивных истребителей в Дунфыне, и китайцы узнали об этом, то они отказались их кормить. Видно, давняя вражда давала себя знать. Ведь когда-то Маньчжурия была оккупирована Японией. Наместниками над китайцами японцы ставили корейцев, а сами, как «великая раса», разбирали конфликты между местным населением и корейской администрацией. Так у них решался национальный вопрос.

…Итак, в один из февральских дней, а точнее, 12 февраля, мы поднялись в воздух и взяли курс на Мукден. Район Мукдена специализировался авиационной промышленности. Недалеко от Мукдена Советский Союз в 1956 году современный авиазавод, который начал выпускать МиГ-17. Однажды мне об этом рассказал один из участников создания на заводе лаборатории статистической прочности А. Я. Кудряшов. Позже Китаю было предоставлено оборудование и целые стапеля для производства Ту-16. А в то время, когда мы были, авиационные предприятия этого района снабжали нас подвесными баками для горючего не очень высокого качества.

В Мукдене нас дозаправили топливом, и мы двинулись на знаменитую Аньшань. Аэродром там был построен давно, ещё японцами. Рулежные дорожки заасфальтированы. Бетонные укрытия для нескольких истребителей были похожи на перевернутые большие пиалы, полусферической формы. Аэродром был оборудован системой для ночных полетов, которую мы и использовали ночью.

Удивительная штука — военный аэродром ночью. Всё то, что днем кажется привычным, естественным и не стоящим внимания, ночью приобретает какой-то совсем иной таинственный и загадочный смысл. Луч прожектора временами освещает посадочную полосу. Стоянка самолетов угадывается только по верхней кромке силуэтов машин, и то если небо чистое. Взлетает ракета. И, несмотря на всю таинственность ночи, аэродром работает спокойно и привычно, никакой суеты, всё организованно, чётко. Этот неповторимый ритм сплачивает людей в единый целый организм, который размеренно дышит и уверенно работает. Здесь мы продолжали боевое дежурство и числились во втором эшелоне у частей, ведущих боевые действия в корейском небе. В свободное от дежурства время занимались боевой учебой на земле и в воздухе.

В первый день прилета на этот аэродром некоторым нашим товарищам разрешили повидаться с ранее прибывшими в Китай летчиками, находящимся уже в поезде, идущим на Родину. Это был полк нашей дивизии, который уже год был в Китае и прикрывал небо над Шанхаем и Пекином. Они провели несколько десятков воздушных боев с американской авиацией в корейском небе. Мне тоже хотелось попасть на эту встречу, но я не попал. Я служил в этом гвардейском полку, и там у меня было много друзей. Мне хотелось увидеть Сашу Андрианова, поговорить по душам, вспомнить совместную службу в Армавирском училище, передать привет моей семье — мало ли о чем могут говорить летчики после длительной разлуки.

Чтобы читатель оценил обстановку, в которой приходилось находиться, скажу, что в те дни многие товарищи этой группы были награждены орденами и несколько человек получили звание Героя Советского Союза, которое присваивали тогда за 3–4 сбитых самолёта противника, орденом Красного Знамени награждали за 30 боевых вылетов, орденом Ленина — за 120 боевых вылетов — такова была психологическая сложность обстановки, в которой находились люди. В мирное время им приходилось драться и терять товарищей, у которых были семьи, знакомые с оставшимися в живых. Это было тяжелое испытание людей на моральную прочность. Правда, по окончании нашей работы, все вышеизложенные вопросы по нашей дивизии были почему-то скомканы.