Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк

Встретившись с султаном, которого он сопровождал в Германию несколькими месяцами ранее, паша начинает разговор в том же духе, в каком они беседовали прежде в отеле «Атлон». «Прежде всего нужно взять под контроль армию. Только в этом случае будет возможно принять необходимые меры». А позже, во время третьей встречи, когда султан заметил, что население голодает, Кемаль возразил, непоколебимый в своих убеждениях: «Ваше замечание совершенно справедливо, но ваше намерение накормить население Стамбула не освободило бы ваше величество от необходимости прибегнуть к более насущным и безотлагательным мерам во имя спасения страны… До тех пор, пока сила, обязанная защищать государство, нацию и всех ее союзников, находится в руках другого, вы будете только называться падишахом».

Армия в роли спасителя! Можно было только поражаться настойчивости и силе убежденности Кемаля. А между тем османская армия летом 1918 года была в плачевном состоянии. Повсюду, за исключением Кавказа, войска отступали под натиском противника. Дезертирство приобрело небывалые размеры. Согласно европейскому представителю в Стамбуле в июле 1918 года более двухсот тысяч дезертиров укрывались на Анатолийской равнине. Разведка союзников регулярно сообщала о мятежах, терзающих обескровленную армию. В течение последнего года этой «войны без надежды мы испытывали чувство стыда», напишет позже Исмет Инёню. Сам Кемаль, когда султан поставит его командовать 7-й армией в Сирии и Палестине, вышел из себя, обнаружив эту армию, потерявшей большую часть солдат, оставшейся без боеприпасов и продовольствия.

Вахидеддин в беседе со своим послом в Швейцарии высказал еще большую озабоченность, чем во время встреч с Кемалем. Не сдерживаясь, он сожалел о разногласиях между ведущими политическими деятелями, его беспокоили увеличение пожаров в Стамбуле и моральный дух армии: «Я опасаюсь общенародного восстания; к несчастью, ситуация оправдывает бунт… — И добавил: — В настоящий момент я не знаю никого, кому бы я мог доверить правительство… Мое государство на пороге гибели…» Новый султан знает, что за пределами Стамбула больше не существует ни авторитетов, ни порядка. Банды грабителей, зачастую состоящие из дезертиров, бродят по стране; крестьяне, которые больше не надеются на защиту полиции и жандармерии, укрываются в горах.

Кемалю не удалось убедить Вахидеддина. Чего стоит его антиэнверовская аргументация — сила, находящаяся «в руках другого», — по сравнению с влиянием, хотя и ослабленным, но всё еще достаточно сильным, Энвера и Талаата? Несмотря на Иззет-пашу, Кемаль одинок. Похоже, во время своего пребывания в Стамбуле он больше не встречался с Иззетом. Нет никаких доказательств и того, что он встречался с политиками, «дружески расположенными к нему», как, например, Али Фетхи, вернувшийся из софийского посольства и занявший видный пост в партии «Единение и прогресс».

Слабое утешение — султан назначает его почетным адъютантом.

Решение о повышении в должности было принято 22 сентября. Однако генералу было некогда наслаждаться оказанной ему честью. Едва придя в себя после очередного приступа лихорадки, он попадает под огонь ожесточенной атаки англичан. Имея в своем распоряжении почти семь тысяч солдат, Алленби, по прозвищу «Бык», предпринял атаку, которая должна была стать решающей на палестинском фронте.

Преобладающие силы противника, мощь его огня и боевой дух англичан вынуждают турок отступать. 1 октября взят Дамаск, через два дня — Бейрут. Менее чем за две недели турецкий фронт прорван, пять тысяч турок погибли. Кемаль, командующий 7-й армией, старается спасти честь турецкой армии с присущими ему энергией и мужеством. Когда 31 октября в Адане Лиман фон Сандерс передавал Кемалю командование группой армий «Йылдырым» или, скорее, тем, что от нее осталось, немец не скрывал своего восхищения турецким генералом: «В момент, когда я вынужден передать командование армейской группой в руки его превосходительства генерала Кемаля, который проявил себя в многочисленных героических сражениях, я выражаю…»

Что чувствует турецкий генерал? Удовлетворение, потому что наконец он стал командующим Южным фронтом, печаль, оттого что должен командовать армией, обескровленной, и униженной, или тщеславное удовлетворение от сознания того, что он предвидел опасность прогерманской политики своей страны? Проведенные им операции на фронте в последние пятнадцать дней, его стойкость перед лицом противника, мастерство, с каким он постепенно вытеснил фон Сандерса, позволяют с уверенностью утверждать: паша не поддавался отчаянию. Он руководит теперь Южным фронтом, но помыслы его далеко, в Стамбуле.

14 октября Иззет становится великим визирем. С начала сентября Талаат запрашивал у Берлина дополнительную поддержку, но немцы отказали. Болгары были готовы подписать перемирие. Дорога к Стамбулу открыта для союзников. Это конец войне. Великий визирь, чей политический ум никогда не оспаривался, подает в отставку. По его мнению, вести переговоры о перемирии должен кто-то другой, а не тот, кто вел войну. И чтобы продемонстрировать искренность своего жеста, он принимает отставку семидесятилетнего чиновника, которого Вахидеддин хотел назначить его преемником. На его место Талаат предлагает Иззета, и Вахидеддин не возражает. Ни одна политическая группировка не может противостоять «Единению и прогрессу». В качестве окружения Иззета Талаат предлагает весьма мощное трио: Али Фетхи — министр внутренних дел, Хусейн Рауф — морской министр и Мехмет Кавит — министр финансов. Выбор в высшей степени разумный: близкий Талаату Фетхи — один из тех, кто умело руководил «Единением и прогрессом», будучи его генеральным секретарем. Хусейн Рауф, морской офицер, герой Балканской войны, прекрасно владеющий английским языком и большой поклонник англичан. Наконец, Кавит, дёнме (обращенный в ислам еврей), обладает тем преимуществом, что имеет связи в международной финансовой среде: министр финансов в 1914 году, он ушел в отставку, выражая протест против вступления Турции в войну в союзе с Германией.

Кемаль тоже поддерживал Иззета. Ни в чем не сомневаясь, забыв свою прежнюю позицию о невмешательстве армии в политику, он даже отправляет султану телеграмму, поражающую своей амбициозностью. Он одобряет подписание договора о перемирии во имя спасения страны от полного краха, назначение Иззета великим визирем и введение в состав правительства таких достойных людей, как Фетхи и Рауф. Кемаль не пишет об этом, но по тону послания чувствуется, что его заветное желание — получить пост военного министра. Это тем более очевидно, что в своих «Воспоминаниях», написанных в 1926 году, Кемаль подтверждает, что просил пост военного министра, хотя в тексте телеграммы, найденной турецким историком Баюром, этой просьбы не было.