Александр Жевахов - Кемаль Ататюрк

Кемаль не хотел возглавить борьбу только в Восточной Анатолии: он понимал, что так он не спасет родину. Нет, амбиции Кемаля состояли в том, чтобы, как образно сформулировал турецкий историк Зафер Тюная, «заставить все существующие ручейки течь в одно озеро». Для этого необходимо было созвать Национальный конгресс и опровергнуть мнение французского командующего войсками союзников Франше д'Эсперея о том, что национальные движения в Восточной и Западной Анатолии связаны, но преследуют разные цели.

С 15 мая, со дня высадки греческих войск в Измире, Западная Анатолия находилась в состоянии войны. Греческие войска продолжали прибывать: в начале июля их насчитывалось 35 тысяч, а в конце лета — уже свыше 75 тысяч, что в полтора раза превосходило численность регулярной турецкой армии. Бои были ожесточенными. Турки пытались приостановить наступление греков, но их слабые, разрозненные выступления не были так организованы, как на востоке Анатолии. Регулярная армия, насчитывающая около трех тысяч солдат в двух дивизиях бывшего армейского корпуса Измира, была не в состоянии противостоять грекам. Отряды сопротивления, или банды, как их называли союзники и правительство, состояли в основном из крестьян, бежавших от наступавших греков. Крестьяне создавали отряды по самым разным причинам: ненависть к грекам, защита султана-халифа, отказ отдавать имущество, «приобретенное» во время мировой войны, притеснение землевладельцев, грабежи…

Среди главарей этих отрядов встречались очень яркие личности: разбойник с благородным сердцем, совсем юный Али Йорук, или не имеющий ни стыда ни совести Мехмет-кузнец, дезертир, столь же отважный, сколь и жестокий. Особое место следует отвести Этхему, доставившему Кемалю массу проблем. Этхем — тридцатилетний черкес, стройный, сильный, бывший офицер и член «специальной организации». Демобилизовавшись, он стал заниматься разбоем и грабежами, прославился похищением сына мэра Измира. Хусейн Рауф, под чьим командованием он сражался в Персии, смог убедить его направить свою отвагу и энергию на службу национальным интересам.

В лице Али Йорука, Мехмета и Этхема-черкеса националисты приобрели отважных бойцов, но какой ценой! Дисциплина для них была понятием весьма относительным: они могли без колебаний арестовать гражданских чиновников, симпатизирующих национальному движению; если они считали, что им платят недостаточно, они дезертировали. Вскоре национальные силы стали обвинять в грабеже, поскольку они практиковали обязательные поборы, даже если платить можно было постепенно, в рассрочку. Короче, национальные силы были весьма разнородны.

С подобными проблемами Кемаль сталкивался и на востоке. Там тоже были банды, но они находились под контролем. А на западе не было никакого общего командования, никакой координации. Рауфу и Кемалю были необходимы кадры для армии, чтобы противостоять грекам; превратить эти разношерстные банды в отряды бойцов — сложная задача.

Несомненно, Западная Анатолия отличалась от Восточной. Многие участники конгресса в ряде городов Западной Анатолии предлагали сражаться только против греческой оккупации, расчленения родины и «заключения» султана-халифа. Эти требования далеки от обращения Эрзурумского конгресса и от проекта создания временного правительства в Анатолии.

Для правительства и союзников особенности национального сопротивления в Западной Анатолии — настоящая находка. Официальная газета «Монитер», освещая отчет миссии, организованной министерством внутренних дел в вилайете Айдына, пишет, что «национальные силы преданы Его величеству султану и правительству… Нет никакой пропаганды партизанской борьбы, нет и социалистического течения. Национальные силы никак не связаны с Кемаль-пашой…».

К счастью для Кемаля и его сторонников, на территориях, промежуточных между востоком и западом, отмечалось нарастание влияния националистов. В Анкаре, Конье, Эскишехире, Ушаке всё чаще игнорируются приказы из столицы, но тем не менее организовать национальное сопротивление было очень сложно.

Тогда как участники конгресса в Эрзуруме обвиняли правительство в предательстве, Стамбул в ответ называл их грабителями и юнионистами. «Микробы „Единения и прогресса“ намного опаснее бацилл ужасного туберкулеза», — писала газета «Алемдар» («Знаменосец»), цитируя оскорбительное высказывание великого визиря. Великий визирь, решивший искоренить «Единение и прогресс», был уверен, что Кемаль представляет светскую власть юнионизма, возродившегося в результате событий в Измире. Активное участие юнионистов в рядах националистов заставило его утверждать об идентичности «Единения и прогресса» и национального движения. Ферит-паша выступал как верный защитник султана-халифа и империи от национал-юнионизма и был готов даже встретиться с Кемалем в Анатолии, чтобы наставить его на путь истинный.

Однако под давлением военных комендантов союзников Ферит-паша будет вынужден отказаться от этого проекта, а также расстаться с идеей усилить войска, ответственные за поддержание порядка в Анатолии: британский военный комендант писал, что «трудно себе представить какого-либо стоящего турецкого солдата, кто бы не симпатизировал национальному движению». Такого же мнения были и французы. Французский полковник Мужен, прикрепленный к Генеральному штабу османской армии, был еще более конкретен: «Вся турецкая армия на территории Анатолии — на стороне Кемаля». Таким образом, не только Кемаль, но и союзники считали, что османское правительство не владеет ситуацией.

Кемаль покидает Эрзурум 29 августа и направляется в Сивас. Как обычно, Кемаль нуждается в деньгах; к счастью, щедрость одного из офицеров в отставке помогает ему избежать материальных проблем.

Путешествие долгое, но спокойное. Всего один раз при подходе к ущелью жандармы посоветовали вернуться назад, чтобы не попасть в руки курдских мародеров. Вечером 2 сентября Кемаль прибыл в окрестности Сиваса. Его въезд в город был триумфальным. Как того требует турецкое гостеприимство, жители города выехали навстречу на машинах и даже пришли пешком. Кемаль в сером костюме охотника, придававшем ему вид австрийского аристократа, приветствовал толпу.

Сивас, древняя столица Малой Армении, производил унылое впечатление. «Какое опустошение!» — писал французский дипломат Жорж Пико, отмечавший, что «в окрестностях города, в долинах можно еще было обнаружить поля с костями армян», жертв массовой резни 1915 года. Конгресс проводили в здании школы, украсив его знаменами и коврами местного производства.