Владислав Лебедько - Хpоники российской Саньясы. Том 1

В: — Физическим?

А: — Да. Ну, понимаете, все мои занятия, все эти мои занятия:, вот ко мне ходят школьники, аспиранты, но никто не видел, чтобы я занимался чем-то странным, какими-то упражнениями. Это — мое. Это — мои занятия. Как вот я сижу за компьютером, пишу какие-то непонятные математические формулы, так и это.

В: — Зачем вам физическое бессмертие?

А: — На вопрос «зачем?» ответить вообще невозможно. Есть некая вещь, — например, человек не может достаточно быстро бегать, — тогда он изобретает автомобиль, поезд, самолет. Ограничены физические силы, — изобретает бульдозер, подъемный кран. Ограничено время пребывания под водой, — изобретает акваланг, подводную лодку. Над всеми этими вещами люди работали и получали результаты. У меня же создается такое впечатление, что очень многие люди, дай им побольше времени, могли бы сделать гораздо больше. Ведь опыт человека собирается десятками лет. К тому времени, как он наберет достаточный объем опыта и знаний, как только он уже готов выдавать что-то определенное, — жизнь уже как раз и заканчивается. Получается некое неравновесие. Для того, чтобы действительно что-то серьезное выдавать, нужны десятки лет набора знаний, опыта, изучения: Часто жизни не хватает. Вот это я считаю проблемой человечества. Поэтому, моей задачей является, чтобы человек мог долго и плодотворно делать что-то. Ведь есть одно очень важное свойство, которое отличает человека от животного: — это стремление к познанию окружающего мира. Вот собака, — она всегда остается собакой, — она достигла уровня собаки. Человек, в этом смысле, еще не является в полной мере человеком. Он еще с очень маленьким КПД работает. Он еще — некий зародыш, который может во что-то эдакое развиться. У него — огромный потенциал.

В: — Мне рассказывали, что вы владели различными сиддхами…

А: — Да, я могу ходить босиком по раскаленным углям. Я могу вылизывать раскаленную добела железку. Еще в передачах Невзорова, в конце восьмидесятых годов, показывали, как раскаляется добела лом, после этого Невзоров от него прикуривает, а я этот лом вылизываю. Пар идет и все такое. Я потом язык показываю, — все нормально, никаких ожогов. Есть еще заснятые кадры, где я ложусь голой спиной на кучу разбитых стекол, на меня подъемным краном погружают плиту бетонную, на которую одним колесом заезжает здоровая машина, грузовик. Я встаю, — нет ни одной царапинки, а от стекол — мелкие кусочки. Я могу, в частности, останавливать сердце на какое-то время…

Но, опять-таки, — область применимости этих сиддх, — ну могу я это показать на сцене, по телевизору. Это — некий побочный продукт, который возник, как некий этап. Я не ставил себе таких задач. Вот аналогия образная: заснеженное поле и где-то рядом — елочка. И человек к ней идет. Но следы все-равно остаются. Так вот, по следам, которые остались, можно судить, — прошел человек это или не прошел. Все эти сиддхи — не более, чем следы…

Опять же, приведу в пример мой идеал интеллекта — академика Зубова. Предположим, есть некая математическая задача — какой-нибудь неберущийся интеграл. Сидишь, сидишь над ним, при помощи компьютера пытаешься его взять, — никак. Приходишь к Зубову: — посидит, подумает несколько минут и дает готовый ответ! Само по себе взятие интегралов — это вещь в себе, она не нужна, но, в процессе работы, Зубов это умеет и пользуется, когда надо. И то, на что мне потребуются долгие дни и компьютер, Зубов решает в уме за несколько минут. Это — след. Не самоцель. Это — показатель того, сколько человек работал в математике, какой опыт накопил…

В: — Что для вас является Духовным поиском?

А: — Нужно определить понятие Духовности.

В: — Каждый ведь это определяет по-своему. Хочется от вас услышать, чем это является для вас.

А: — Вот тут и получается та ситуация, которая сейчас происходит. Если каждый будет определять по-своему, то мы ничего, кроме психбольницы не получим. Когда речь идет о любого рода исследованиях, любого рода деятельности, — мы четко должны иметь однозначное общее определение. Когда я говорю «стол», — всем понятно, что это не диван, не ложка и не трамвай. Если, например, есть в математике понятие «синус» и мы спрашиваем у студента на экзамене, что это такое, а он не знает, а говорит — «Я считаю…», то, извините, — двойка! И это совершенно правильно. Нужно четкое определение.

В: — Вы можете дать такое определение?

А: — Я не берусь говорить, что то определение, которое я сейчас дам, — это абсолютно правильное определение, которое нужно принять за общий канон. Точку зрения удобно иметь. Чем меньше знаешь, тем больше точек зрения имеешь. Как ученый, я не буду говорить — «Я считаю…». Я буду говорить о том, что я знаю и что я не знаю. Я буду исходить из определения, которое дал профессионал — Гурджиев. Он дал четкое определение и я могу только повторить его: — «Духовным развитием называется приобретение человеком качеств и свойств, которых у него нет от природы и которых он может достигнуть только упорным трудом». Гурджиев дал хорошее определение.

В: — Вы знаете профессионалов в области Духовного развития, которые сейчас живут в России?

А: — С позиций определения Гурджиева, — нет, не знаю. Утверждающих, что они таковыми являются — очень много, Как правило, чем меньше знают, тем больше утверждают.

В: — А не в России?

А: — Не в России — тем более. Наименее компетентны в этом отношении — индусы. Хотя, воспринимают их, к сожалению, серьезно. Особенно, чем больше у них всяких титулов: Гуру, Свами, Парамагамза, Шри…

Вот есть великий-перевеликий йог Шри Парамагамза Рамакришна. Смотрим: — у человека эпилепсия, целый ряд действий, которые психиатрия рассматривает, как тяжелейший диагноз. В конце концов, он в сорок четыре года умирает от рака горла. Встает вопрос, — зачем нам такая йога, от которой наши люди будут умирать в сорок четыре года? Мы без всякой йоги это можем:

Или берем другого: — Свами Вивекананда. Великий йог — ученик Рамакришны. Умирает от диабета в тридцать шесть лет. Опять вопрос, — зачем нам такая йога?

В: — В начале девяностых на Васильевском острове был Центр йога Иванова. Что с ним сейчас?

А: — Было время, когда в политике нашей страны поощрялась инициатива. Помните времена создания кооперативов? Очень многие люди обувь шили, мешочки плели, пирожки пекли. Все вдруг стали очень трудолюбивыми. Стали что-то делать и стали зарабатывать. Фотографии кто-то делал: Вот я, например, обслуживал, как фотограф, девочек в общежитии. Делал я классные снимки, — специалист высокого класса. Снимок стоил два рубля. Девочке нужно фотографию мальчику в армию, другому мальчику, — в другую армию, родителям в деревню, третьему мальчику, который здесь: Вот уже четыре фотографии — восемь рублей. Она честно работает на своем ткацком станке, зарабатывает триста рублей и может себе позволить, чтобы специалист моего класса сделал ей красивую открытку с ее лицом. Понимаете? А я пришел к ней, ее сфотографировал: — одну, с подружками, — как она хочет, — хоть пьяную, если она захочет.