Вячеслав Лебедев - Мичурин

В этот самый год Иван Владимирович взялся за то, что давно собирался сделать. Он раздобыл пыльцу Кандиль-синапа, великолепного крымского сорта яблони, плоды которого похожи на маленький прозрачный бочонок золотого вина. Пыльцой, взятой с этого «крымчака», он решил оплодотворить все ту же маленькую румяную Китайку, гостью с далеких азиатских границ. Раньше он успешно опылял Китайку Коричным, Апортом и другими средне-русскими и южно-русскими сортами, но скрещивание ее с одним из лучших крымских сортов казалось и ему самому дерзким шагом.

Истекал девятнадцатый век, богатый многими великими открытиями, век, вооруживший человечество не только знанием, пониманием многих явлений природы, но и практическим использованием этого знания. Пар, электричество, силы тепла и химии уже служили человеку.

Было сделано немало открытий и в области органического мира, царства животных и растений.

В 1874 году русский ботаник Чистяков проследил деление живой клетки, открыв, таким образом, на год раньше немца Страсбургера примечательные явления кариокинеза [22] Кариокинез — деление клетки. . В 1878 году вышла в свет книга ученика и друга Дарвина, великого русского ученого К. А. Тимирязева, озаглавленная «Жизнь растения» и содержащая выводы важнейших наблюдений над питанием и развитием растений. Тимирязев изучил роль хлорофилла и дал стройную, синтетическую картину жизни растений.

Однако еще сильна была или, по крайней мере, не хотела сдавать своих позиций пассивная, описательная наука о природе. Еще не изжил себя тот период в этой науке, который Энгельс называл, как известно, «метафизическим периодом истории естествознания».

«Но что особенно характеризует рассматриваемый период, — говорит Энгельс, — так это — выработка своеобразного общего мировоззрения, центром которого является представление об абсолютной неизменяемости природы» [23] Ф. Энгельс. Диалектика природы, 1948, стр. 8. .

Борьба метафизиков и идеалистов в биологии против Дарвина велась различными способами. Так, например, Вейсман, Морган, де Фриз и целый ряд других биологов Запада выступали против Дарвина не открыто, они даже именовали себя сторонниками Дарвина, но предлагали к его учению различные «поправки»» «оговорки», «дополнения», которые вели к прямому искажению его взглядов.

Кроме таких «друзей», были у Дарвина и открытые противники, откровенные реакционеры, готовые побить его камнями за утверждение, что человек происходит от обезьяны.

Тимирязев называет среди таких Бэтсона, Лотси в Англии, на родине Дарвина, Рейнке, Вольфа в Германии, Данилевского и Страхова в России. Однако как раз в России дарвинизм нашел и наибольшее число последователей. Знамя дарвинизма в России первым поднял К. А. Тимирязев — непоколебимый борец с реакцией в науке и жизни. Он всю свою жизнь страстно и неутомимо пропагандировал учение Дарвина. На позициях дарвинизма стояла и такая блестящая плеяда русских ученых, как В. О. и А. О. Ковалевские, И. И. Мечников (создавший теорию фагоцитоза, защитной борьбы организма), Сеченов и Павлов (в области высшей нервной деятельности), Бекетов. Эти ученые, известные во всем мире, много способствовали торжеству дарвинских идей. Но мало кто знал в ту пору, что где-то в средней полосе России, в уездном городке Козлове, живет, работает и творит человек, которому было суждено поднять дарвинизм на еще более высокую ступень, сделать его действенным, могучим оружием в деле преобразования природы. Это был Иван Владимирович Мичурин.

Мичурин не сомневался в том, кто прав в споре дарвинистов и антидарвинистов. Когда он клал перед собой зрелый плод лесной яблони, похожий на ягоду, и рядом с ним свое полуторафунтовое яблоко, для него было совершенно ясно, что виды изменяются.

— И листва разная, и цветы разные, и плоды ничего общего не имеют… А ведь одно из другого получилось…

Мог ли он сомневаться в изменчивости видов, когда сам скрещивал вишню с черешней, терн со сливой и т. д.? Тут все было для него ясно.

Но начинало мучить другое. Здесь даже и Дарвин не мог успокоить его тревожную мысль. Дарвин старался раскрыть законы естественного возникновения видов. А Мичурин мечтал о большем, о создании растительных организмов в соответствии с мыслью и потребностью человека. Мичурин стремился к активному преобразованию природы, к тому, чтобы, овладев тайнами природы, заставить ее полностью служить человеку.

Он хотел знать, как управлять растительным и животным миром, как извлекать из него наивысшую пользу для человечества.

Многое радовало упрямого новатора науки. Гибридов в саду у него становилось все больше и больше. Каждый год он скрещивал десятки растений, сотнями выращивал сеянцы, но наталкивался на те же знакомые уже препятствия и разочарования. Многие сорта плодовых растений, выведенные им путем гибридизации, оказывались недостаточно устойчивыми. Морозные зимы часто губили гибридные сеянцы. Не легко было спорить с людьми, которые по привычке твердили, что «всякому овощу свое время и свое место».

И все же он не сдавался. Он упорно, настойчиво вдумывался:

— В чем же в конце концов суть? С какого края теперь подойти к делу?

Все объяснения перебрал он по многу раз, но упрямо отвергал самое, казалось бы, правдоподобное, самое естественное, а именно: что виноват во всем климат.

Принять такое объяснение значило зачеркнуть дело всей жизни, все мечты, все надежды.

Но, может быть, почва была виновата?! Об этом тоже страшно было подумать. Ведь это означало бы новую, полную ломку всего с таким трудом налаженного, новый переезд, гораздо более трудный и сложный, чем предыдущие. Сотни взрослых деревьев и тысячи совсем молоденьких, нежных сеянцев нужно было бы перетаскивать… И, кроме того, куда?

Где найти землю лучше, чем на Турмасовском участке, лучше, чем этот жирный пойменный чернозем, насыщенный гумусом, как маслом. Наверное, прямо сумасшедшим сочли бы его все соседи, если бы он взял вдруг да и перенес своих питомцев с этой богатой и плодороднейшей земли.

Сам не свой, словно во сне, ходил Мичурин по охлестанному ветрами питомнику.

Лучшие результаты на новом участке он имел от сеянцев вишни и сливы. Они оказывались более устойчивыми. С яблоней было хуже, намного хуже.

Когда принесла первый урожай Славянка, гибрид Антоновки с Ренетом ананасным, Иван Владимирович в честь этого большого события созвал друзей. Показав им деревцо, увешанное красивыми яблоками, он разъяснил им значение своей удачи. Друзья на похвалы не скупились.

— Яблоневый гибрид — дело серьезное! — отвечал Мичурин, разъясняя свой успех. — Вишневые гибриды я меньше ценю. Вишня есть вишня, скороспелка! После скрещивания ждать от нее результатов не так долго приходится. Яблоня — другое дело.