Вячеслав Лебедев - Избранные стихотворения и поэмы разных лет

В осаде Йорк… И гром, и пламя…
Бой с «Алой розой» — страшный бой!
Но Белой, Йоркской, розы знамя
Еще трепещет над стеной.

Все ближе враг… Его угрозе
Слабей противится боец —
Конец прекрасной «Белой Розе»,
Ее защитникам — конец!

В покое дальнем тихо лежа,
Забылся рыцарь — весь в огне.
Шлем с белой розою у ложа,
И щит и панцирь — на стене.

Ловя его несвязный лепет,
Графиня юная под ним.
Вся — сострадание и трепет.
Челом поникла молодым…

Вдруг — «Замок взят!» — зловещим криком
Звучит у входа… «Замок взят!..»
Глаза графини в страхе диком
На розу рыцаря глядят…

«Наш белый цвет! Клянусь святыми!
Что делать мне? Погиб больной!..»
А роза Йоркская пред ними
Все ярче блещет белизной.

Уже в соседнем коридоре
Шаги; тяжелые шаги!
Дрожа, с отчаяньем во взоре
Графиня шепчет. «А, враги!

Кинжал! Кинжал! Зови к ответу,
Зови меня, Спаситель мой!
Один удар — и розу эту
Окрашу кровью молодой…»

Движенье… крик… — и кровь каскадом…
Румянцем розу обожгло —
И забелело с нею рядом
Графини мертвое чело.

Но сколько крику, стону, грому!
Враги вошли… И, сжав палаш,
Ланкастер сам идет к больному —
Взглянул на розу… «Это наш!..»

У промокших дорожек сада,
Где туман и вороньи крики,
Ах, как были б деревья рады
Вкруг себя закружить повилики!
И по ветру, качая, качаться,
Греть на солнце зеленую спину,
За мечтами, что только снятся,
Ветви в небо блаженно закинув.
…Кроткий март, голубой и талый,
Расплескал по дорожкам лужи
И повесил на запад алый
Занавески из белых кружев.
И под звоны тягучей капели
Этой влажной весенней ночью
Острый запах разбухшей прели
Разорвет мое сердце в клочья…
…И в саду, и в полях за садом,
Когда месяц встанет на страже, —
Чей-то след с моим следом рядом
На песке паутинкой ляжет…

У мохнатых нахохленных елей,
Под крышею из черепиц,
Предвесенние эти недели
Проживу, не подняв ресниц.
И, забыв о вечернем горе,
По ночам, когда сон и лень,
Мое сердце — петух на заборе,
Выкликает с Востока день.

По песку, после ночи рыжему,
Утром солнце погонит коров.
…Я всю нежность из сердца выжму
Для предутренних тихих слов.
И, звеня голосами невнятными,
От весенних своих щедрот
Всю зарю золотыми пятнами
По земле расплескает восход.
И о том же веселым гомоном
Целый день переклики галчат,
И ночью под месяцем сломанным
Молоточки под сердцем стучат…
Для кого же любовь выковывать,
Распылять золотым дождем, —
Если даже только от слова
Трепет крыльев в сердце моем.

Ветер раздул на окне занавески
Горячею ночью полей,
И льется в шуршаньи, и тянется в плеске,
Густой и смолистый, как клей.

Погладит виски и у зеркала мутью
Качнет еще раз в глубине,
И ляжет на губы упругою грудью
В прохладном сосновом вине.

И там, за окном, где как звезды — гнилушки,
Где темь, бормотанье и стон,
Так медленно сыростью тянет с опушки,
Как влажные губы сквозь сон…

Так бьются всю ночь на окне занавески,
Вздуваясь как парус, как флаг,
Как лживая жизнь, как зарницы и блески,
Как ты, как твой тающий шаг…

Весенний вечер замер у порога,
Потупив в землю синие глаза.
Бог-Саваоф взглянул нежданно-строго,
И потемнели грустно образа.

У Богоматери, ласкающей Ребенка,
Чуть дрогнули концы густых ресниц.
И зазвенел тоскующе и звонко
Распев чтеца при шелесте страниц.

А за окном с железною решеткой,
Забыв в руке весеннюю свирель,
С улыбкою сияющей и кроткой
Брел по садам мечтательный Апрель.

Вечерняя звезда в Господнем синем храме
Затеплилась, как малая свеча.
День уходил, презрительно влача
Свой алый шлейф над мертвыми полями,
Оглядываясь медленно туда,
Где в Божьем вечном голубом притворе
О человечьей радости и горе
Сияет трепетно вечерняя звезда.

Кто, Благостный, вверху ее возжег
Прозрачными и тихими руками
Над смертными распутьями дорог,
Над этими печальными холмами?
О мудрых, о воюющих? О ком?
Она горит всё чище и прекрасней
И светится в притворе голубом,
Всех ранее, и всех позднее гаснет.
А может быть, о том, кто на земле
Всего лишь робкий и печальный путник,
Кто, как матрос на дальнем корабле,
Мечтой о береге отсчитывает будни?

Ранним утром свеча погаснет,
Синей струйкой потянет чад.
В это время земля прекрасней,
Потому что люди молчат.

И в поля, и в лесные чащи
Сотни звезд упадут росой.
Будет мир простой, настоящий,
Окропленный Божьей слезой.

В край красный фесок и долам,
В преддверье пламенного юга
Я мчусь, зачем — не знаю сам,
На крыльях мощного шнельцуга.
Гляжу в окно и жду с тоской,
Что с каждым часом ближе к цели…
И мне хотелось на покой,
Скажу я вам. На самом деле!
И вот вдали передо мной
Встают знакомые картины:
И Джемер с снежною главой,
И волны пенистые Дрины…
Я слышу вновь по вечерам
И тонкий голос муэдзина,
И шум из уличных кафан,
И запах жареного «мнина».
Какой здесь милый уголок,
Какая чудная картина!
Я ожил вдруг, здесь впрямь восток,
Здесь скуки нет и нету сплина,
Но день спешит, за ним другой,
А дальше третий, так и мчатся,
И ожидаю я с тоской,
Когда придется расставаться.
Покину я цветущий край,
Как нежно любящего друга,
И кину с горестью «прощай»
Из окон мощного шнельцуга!

«Ротмистр, сегодня в разъезд —
Ваш эскадрон.
Но смотреть — не считать звезд
И не ловить ворон!»
Усмехнулся:
«Никак нет, честь полка не уроним!»
Повернулся
И скомандовал: «По коням!»