Вячеслав Лебедев - Избранные стихотворения и поэмы разных лет

Скользкий лязг мундштуков и стремян
От шоссэ — справа по три — и в чащу.
Сердце пьет голубой туман,
Воздух вдаль всё пьянее и слаще…
За холмом, прелеском, в овражки
И на изволок — прямо в рожь.
— Эх вы, сашки-канашки! —
От судьбы не уйдешь!..
И вот —
Из-за леса, справа,
Отчетливо — пулемет…

Марш-марш! И в лаву…
…Небо упало так резко,
Землею набился рот.
А из перелеска
Всё еще пулемет
Колыбельную песню поет и поет…

Открыл глаза — и было небо снова
Вверху холодным, бледным, и пустым.
И призрачным, как легкий серый дым,
Как память у тифозного больного.
Лежал, смотрел и чувствовал, как кровь
Стучит в висках чуть слышной мелкой дрожью.
Нет никого. От боли морща бровь,
Назад — в лесок пополз тихонько рожью.
Дополз. Вздохнул. Поднялся — и бежать…
Забился в чащу. Завязал рубашкой
Плечо с кровавой раной — и опять
Через кусты, лощины и овражки…
Весь день блуждал. Под вечер вышел
Как раз к селу, к плетню последней хаты.
Дождался тьмы. Бог милостив — пошел.
«Впустите… И воды… за плату…»

Хозяин посмотрел волком.
Усмехнулся: «Набили холку!»
Но пустил ночевать. Странно.
И даже перевязали рану.
Правда, не он, а дочь.
И вот — ночь.
…На сеновале
Мыши
Скреблись и шуршали.
Сквозь крышу
Месяц
Серебряным пальцем шарил.
«Если найдут — повесят…»
Не спится.
Опустив ресницы,
Лежал и вспоминал.
В прошлом году в Одессе,
Да, да, в тот же день,
Кажется, у Семадени,
Пил вино, и стрелял в свою тень,
И хотел целовать колени
У подошедшей к столу.
Засмеялась: «Мальчик — и глупый.
Для этого есть губы…»
Ночью бродили по молу.
Сначала
Учил он кавалерийским сигналам
И как развернуть эскадрон.
А после она —
Как расстегивать кнопки на женских платьях,
Пьянеть без вина
В умелых объятьях
И целовать тягуче и сладко…
А потом,
Днем —
На вокзале в эшелон посадка,
Переезд
И в ночной бой.
И так же сеть звезд —
Над головой…

Вдруг —
Проснулся. «Кто тут?»
Снова стук.
И шепот: «Вставайте, за вами идут.
Я не могу вам помочь».
Убежала. Дочь.
Выглянул. А за хатами
Пробираются трое
С винтовками и ручными гранатами.
Дело простое…
Пригнулся — и в тень.
За углом
Перескочил через плетень
И к лесу бегом.
Снова на воле.
Ищи ветра в поле…
Через лес — в овраг.
Оглянулся, замедлил шаг.
Лег в кусты и к земле прижался:
«Есть еще на свете жалость!»

Докладывали командиру полка.
Слушал, высокий, худой
С сединой на висках.
«Заняли лощину у леска,
Где погиб разъезд ротмистра Эн,
Обыскали всю рожь — не нашли трупа.
Вероятно, попал в плен.
Да… А жаль — молодой
И погиб так глупо.
Сообщите в штабе о нем,
Завтра переход. — В три подъем…»

В городе, в штабе, в приемной
Звякали шпорами.
С улыбкою томной
Кланялись напомаженными проборами,
Просили в очередь, чтобы не было давки,
И наводили справки.
«Ротмистр Эн? — Да, да, в разъезде
Его эскадрон
Был окружен.
Пропал без вести…
— Вестовой, воды!
Ради Бога, сядьте. Вы так побледнели…
Выпейте… Еще нет беды…
Подождите. На прошлой неделе
Один тоже пропал без вести
Из их же отряда,
Нашелся и вернулся к своей невесте.
А плакать совсем не надо.
Эти губы должны улыбнуться…
Ведь да?..»
— Для живых слова найдутся…
Только для мертвых — никогда…

Всходила в третий раз луна
И в небе плакала над полем.
И третью ночь, таясь, без сна
Шел к югу, позабыв о боли.
Днем спал и прятался во ржи,
А ночью шел вперед по звездам
И по полям как волк кружил,
Стараясь обойти разъезды.
Но чувствовал, как пустота
Вокруг него растет всё глуше
И сердце, замирая, душит
При каждом шорохе в кустах…

Провод
Тянулся по полю серым червячком,
Виснул на деревьях, сползал в канавы,
Цеплялся по крышам, прятался за плетнем,
Собирался в пучок и в окно направо,
А там на столе в аппарате,
Как овод,
Гудел черной мембраной
На восходе и на закате,
Поздно и рано,
Ночью и днем
Об одном
Целые сутки без перерыва:
…Наступление… Обходы… Прорывы…
И снова сначала
Щелкало и стучало
Черной костяшкой,
Как сердце под защитной рубашкой…
Смерть — слово печальное.
«Алло, центральная!
Примите донесение.
Сегодня ночью сторожевым охранением
Убит на месте
Ротмистр Эн, пропавший без вести.
Пробирался из лесу, от них.
Было темно. Не узнал своих,
Когда окликнули. И побежал.
Стали стрелять. И вот — наповал.
Умереть от своих глупо.
Что ж —
От судьбы не уйдешь.
Пришлите носилки за трупом».

По овражкам вода звонкая
Поет золотые песни.
Телеграфная сеть — тонкая,
А поет еще чудесней.
Серой змейкой к земле прижалась.
Визжала:
«Холодная у людей жалость».
И опять сначала,
Об убитых всю ночь плача…
Только горе у людей — горячее…

Кавалергард в блистательном колете…
— Поднять глаза. Вздохнуть — и позабыть
О смуглом и насмешливом поэте.
О всем, о всем… И в первый раз — любить…

…И вот — легко за днями дни, как птицы…
Как светлый вихрь… — И вдруг во двор — возок…
На бледность щек упавшие ресницы
И тенью смерти тронутый висок…

По радио на целый мир — «Титаник!»…
Орудиями — медленно — «Война»…
Опять в лесах на синих трупах встанет
Гнилых болот туманная весна…
Опять смешают влажные апрели
Снега и кровь в малиновый сироп.
Какой любви прозрачные недели
Вновь понесут, подняв на плечи гроб…

…И всё цветут и прорастают кости
Под лязг стремян и скрежет гильотин.
Опять Людовик стонет на помосте,
Опять вода краснеет у плотин…
О, мертвых дней кровавая завеса!..
Но до сих пор сквозь дым, огонь и гул
Шестнадцатидюймовых дул, —
— Я слышу эхо выстрела Дантеса…

Сегодня день — как бирюза,
Сегодня день — совсем весенний…
Я опущу к земле глаза
И тихо стану на колени.
Благословляю светлый сон,
Тобою посланный и взятый,
С тобою сердце в унисон
Поет о розовых закатах.
Мне не понять земных забот,
Мне не понять земной тревоги, —
Когда весь мир, звеня, плывет
По легкой голубой дороге…
Моя земля — везде одна,
И так же пахнет влажной плотью,
И так же вечером весна
Дымком синеет на болоте…