Вячеслав Лебедев - Избранные стихотворения и поэмы разных лет

Загнанные паровозы
Рушатся круче ветра —
Форд покупает розы
На тонны и на метры.

…Блуждают в прохладных сенцах
В широкополых шляпах
Тени пряных эссенций,
Бессонный и душный запах.

Полевой, запыленный попик
Совершает мужицкие требы,
В свете земных утопий
Живым восходя на небо.

А в садах раскрывались печали
Белыми и голубыми
И головками качали,
Плавая в звездном дыме.

И сгорая, как траурный факел,
У железных дверей темницы,
Ночь клубилась пространством во мраке
И звала их, летящих как птицы…

А ветры и паровозы
Несли их алые вести
Далеким, холодным странам,
Где Форд покупает розы
На крылья аэропланам
Для свадебных путешествий.

Цеппелин летел над Москвою.
И за стеклами воздушной каюты
Капитан качал головою,
Рассматривая сердце смуты.

«Не опускайте оконной рамы,
Чтоб не задохнуться от испарений муки…»
…Стоя на коленях, храмы
Протягивали к небу руки.
Лазарь и дочь Иаира
Звали — «Воскресни, воскресни»…
Бронзовой грустью мира
Пушкин вздыхал над Пресней.

— Кренился корабль под нагрузкой
Призывов, надежд и боли.
Внизу, на равнине русской,
Угрюмо молчало поле.

…Пассажирам под утро снится:
Ветер северный кружит хлопья.
России черная колесница
Красный гроб везет по Европе.
И смотрят в стеклянные дверцы
Мертвые, синие веки.
Громыхая, железное сердце
Переходит горы и реки.

— Ревели ветры в просторе
Ужасом ночных симфоний.
Но наутро все увидели море
И вишневые берега Японии.

Пароходы везли в тумане
Тяжелые, сытые трюмы.
Пел по ночам в океане
Вечности голос угрюмый.

Во дворце умирал Микадо
Осенним вечером хмурым.
Трепетали деревья сада
И бредили — Порт-Артуром.
Старый мастер вздыхал и плакал,
Курил смолу от удушья,
Рисуя аистов — лаком,
И землю — матовой тушью.

Тогда всеблагой и светлейший
Будда с рубиновым оком
Вышел из домика гейши
В порту, за английским доком.
Моряки, не узнавши, кричали
Хриплые, дымные шутки.
На тяжких крыльях печали
Кружили вторые сутки.

И когда душа, вырываясь,
Расплескала лекарство с ложки —
Голубой королевский аист
Стукнул красным клювом в окошко…
И Будда, отвернувшись, плакал.
И плакали в небе души
Над черным траурным флагом,
Нарисованным мертвой тушью…

Спрятавшись зайцем в капитанскую рубку,
Весна приплывала на советском ледоколе.
Он курил в снегах голубую трубку
И, кряхтя, ломал ледяное поле.

Весна перед зеркалом надевала серьги,
Мазала губы парижским «ружем»
И прыгала с палубы на Шпицберген,
В белую воронку ночи и стужи.

…По снегу кружили хвостами скунсы.
Через горы шли медведь за медведем.
Уснувшим спутникам белый Амундсен
Подымаясь кричал — Вставайте! Едем!..

Все ниже и ниже спускались медведи.
Шарили ветры в раскрытом чуме.
Полярное солнце, краснее меди,
Смотрело кровавым оком бездумья.

Снега засыпали весну и розы.
Весна отступала на ледоколе.
— Амундсен тихо засыпал под наркозом,
И врач ему сердце вырезал без боли…

— Цветы, ароматы разлейте!
Цветы, вы ею забыты…
Детскими голосами флейты
Поют в саду Маргариты.
Вы чувствуете? — пахнет раем.
Вы видите: у нас крылья…
Мы взлетим, мы взлетим, мы взлетаем…
Мы весь зал синим ветром раскрыли.
Мы над звездами ищем забвенья,
Мы на землю нисходим — для муки.
Мы ложимся легчайшей тенью
На закате предсмертной разлуки.
Только отблеск — мы чувствуем пламя.
И к морям истекаем, как реки.
Ты проходишь над жизнью, но с нами,
И останешься с нами — навеки…
Ночь восходит все выше и выше.
Подымается Гость по перилам.
Но и в голосе лживом ты слышишь
Только отзвуки вечного пенья…

Над закатом, над смертью, над всем —
Золотые медузьи глаза
На пастуший глядят Вифлеем,
Смотрят слишком далеко назад.

И тогда без числа и без мер,
Гробный камень отбросив сам, —
Из тебя, из гробниц, из пещер
Я везде восхожу к небесам.

Я расту на эстрадах дождей,
Я врываюсь в оркестр городов,
И с тобой в неизбывной вражде,
Отдаю тебе сеть и улов.

Но ты плачешь, что мой небосклон
Покрывает и сумрак, и ложь.
Но ты плачешь, ты видишь сквозь сон,
Что и ты, как звезда, упадешь.

Поживи, посмотри и подумай:
За границею хмурь и осень.
Корабли нагружают трюмы.
Умирают по парсам лоси.
Да и ты голубеешь и молкнешь,
В красной шапочке бродишь в лесу.
Этот серый безжалостный волк нам
Держит счастье твое на весу.
Ты приходишь, ты просишь, ты молишь,
Закрываешь руками закаты.
Ты разводишь мосты, для того лишь,
Чтоб проплыть твоим телом крылатым.

— Над зарею — дыхание стужи.
Вой оркестра в стенах зоопарка.
Над зарею все выше и уже
Триумфальная черная арка…
Это ночь возникает из глуби.
Ты подносишь свой кубок ко рту.
И летишь, и серебряно трубишь
Над эскадрами в гулком порту.

Покрикивал сиплым альтом
Горячий клубок машин,
Колесами по асфальту
Печатая елочки шин.

Вот и Рождество для бедных,
Бедное Рождество!
Трубы народов медных
Кричали: «Ваше-ство!»…

Старый, обрюзгший герцог
Сползал на луку седла.
…Птица вырывалась из сердца
И вырваться не могла.

И все казалось — из строя
Шагнет и повалится труп.
И шлем улыбку откроет,
Замолкших на Марне губ.

И ветер опустит бархат
Изъеденных газом знамен
Под копыта коня монарха,
Под пяту проходящих времен…

— Дети собирали елки,
Оставшиеся от шин.
В лесах завывали волки
Осипшим альтом машин.

Под ветром лохматые птицы,
Ныряя, летели вбок.
Обугленные страницы
Листал над полями Бог…