Борис Маркус - Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г

Тут же неподалеку на углу Малого Ржевского переулка стоит красивый дом со своеобразной башней, отмечающей этот угол. Наверное по прежнему владельцу его называют «домом Охотникова». Он удачно сочетается со всей застройкой Поварской улицы.

В конце Поварской, около Арбатской площади стоит и доныне церквушка Симеона Столпника, памятник архитектуры XVII века. Она каким-то чудом уцелела и выглядит изумительной жемчужинкой среди нового для нее и чуждого ей окружения. А оно для нее оказалось опасным. Рядом с огромными высотками Нового Арбата она кажется совсем малюсенькой, потерявшей значение доминанты своего прихода, своего окружения. Маленькая, но очень изящная церковь. Хорошие пропорции, хорошие детали. С ней связано много легенд, но я на них останавливаться не буду. О них читайте в любом путеводителе по Москве.

Да, церковь сохранилась до сих пор. Одно время в ней размещалось выставочное помещение Общества охраны природы, а теперь церковь возвращена епархии. Остаться-то она осталась, но, как сказано выше, с позиций градостроительных она осталась только физически. Она стала просто малюсеньким придатком огромного высотного жилого дома.

Смешно было слышать, что авторы Нового Арбата представили на конкурс лучшего сочетания новой архитектуры со старой, объявленный «Комсомольской правдой» и, кажется, «Огоньком», именно этот пример сооружения высотки XX века около церквушки XVII века. Смелые люди! Неужели им было непонятно, что они морально убили церковь Симеона Столпника, бывшую когда-то доминирующим зданием в своем приходе. Ведь это так элементарно.

Все эти церкви, и Симеона Столпника, и Бориса и Глеба, и Ржевской Божьей матери, даже Покрова в Кудрине стояли так, как будто бы перекликались друг с другом. От каждой можно было увидеть соседнюю, хоть она и стояла через много домов. Каждому, даже совсем небольшому повороту улицы, отвечала постановка колокольни-доминанты. Это было просто здорово.

А на другом углу Большого Ржевского переулка в бывшем дворовом садике снесенного теперь дома до наших дней сохранился древнейший вяз. Толстенный, могучий. Реликвия. Свидетель разных московских событий. Кого он только не видал, и кто его только не видел? Хранить его надо как уникальное явление. А на него все время покушаются. Общественность, поддержанная Обществом охраны природы, не дала совершить это кощунство. Наверное, и впредь сумеет. Но я все еще боюсь за этот вяз, бегаю время от времени к нему, чтобы убедиться, что он еще стоит, что руки вандалов еще не добрались до него. Сейчас даже дощечку около него установили, говорящую о значении и ценности этого вяза, о том, что его нужно беречь.

Еще один дом среди многих запомнился мне на Поварской улице. Это бывший дом Гагарина. Но интересовал меня тогда не сам особняк или дворец, не знаю уж, как и назвать этот красивый дом, стоящий немного в глубине двора, а его службы. Конечно же, я знал, что здесь находится Институт мировой литературы. Но это меня ничуть не трогало. Знал и то, что это один из замечательных памятников архитектуры. Меня больше привлекало то, что за ним находилось. В бывших служебных помещениях раньше было Управление Государственного конезаводства. Управление, как и прочие дореволюционные службы, конечно, упразднили, но манеж и конюшни остались. И это меня интересовало.

Говорили, что над всем этим шефствует сам маршал Буденный. Но не это важно. Важно то, что сюда можно было приходить и смотреть, как выводят лошадей, как учат на них ездить. Некоторые наши ребята туда как-то устроились. Но мне почему-то родители не разрешили. Возможно, это было связано с воспоминаниями о контузии отца на фронте. Не знаю, но меня очень все это огорчало. И я с печалью и завистью наблюдал, как выезжают на Поварскую наездники на красивых тонконогих конях, как ухаживают они за лошадьми в конюшнях, чистя их скребками и щетками. Не привелось мне даже сесть там на коня. Не осуществилась мечта.

Заканчивалась Поварская улица зданием бывшей пятой гимназии, отличающимся большой круглой ротондой на углу. После революции здесь разместилась средняя школа № 23. Нам не раз приходилось воевать с ребятами этой школы за право проходить через проходной церковный двор на Большую Молчановку. Так ведь было ближе и намного проще.

Напротив школы на углу с Мерзляковским переулком стоял дом с аптекой на закругленном углу, к дверям которой с двух сторон шли изгибающиеся вдоль стены лестницы. В доме со стороны Поварской на углу Чашникова переулка жил наш одноклассник Андрей Попов, сын знаменитого артиста и режиссера, основателя и руководителя Театра Революции Алексея Дмитриевича Попова. Сам Андрей увлекался театром с малых лет, играл в школьной самодеятельности, впоследствии сам стал артистом и тоже Народным. Играл в Театре Советской армии, во МХАТе.

Конечно же, в классе он был кумиром. И уже тогда прочили ему блестящее будущее. А в соседнем доме со стороны Мерзляковского переулка жили Лида Рудзис и Вива Синявская, ученицы нашего класса. А в доме напротив жил Женька Лоффенфельд. Его дом соседствовал с выходящим на Никитский бульвар домом, в котором жил и умер Николай Васильевич Гоголь. Недаром соседний бульвар назвали его именем. И памятник там поставили.

От Кудринской площади к центру шла Большая Никитская улица. По ней я ежедневно бегал в школу. Кроме выходных дней, конечно. И именно бегал. Я тогда просто не терпел медленной ходьбы. До того, как Ира окончила школу, а она училась, когда школа была семилетней, мы бегали с ней вместе. Всегда вместе. И не потому, что опаздывали. Нет, так было у нас заведено. Нестись что есть мочи.

Помню, однажды мы даже сбили какую-то лотошницу на углу Скарятинского переулка около трамвайной остановки. Все из лотка у нее посыпалось на тротуар. Как же она кричала, как ругала нас. Но мы уже были далеко. И никто нас, к счастью, не остановил, а то здорово бы досталось.

Большая Никитская улица идет до самого Кремля, вернее, до Манежа. Только прерывается площадью Никитских ворот. Школа наша как раз перед самой этой площадью и находится на Мерзляковском переулке. Буквально за один квартал от Никитских ворот. На углу Медвежьего переулка.