Борис Маркус - Московские картинки 1920-х - 1930-х г.г

За Большим Вознесеньем был квартал невысоких двухэтажных домов, выходящих на площадь Никитских ворот. В самом торце этого квартала размещался продовольственный магазин. А на площади в самом начале Тверского бульвара стоял памятник Тимирязеву. Говорили, что памятник поставлен на месте снесенного дома, в первом этаже которого была аптека. Напротив него на площадь выходил трехэтажный дом, стоящий в торце Никитского бульвара, как и наш на Новинском. В первый этаж этого дома вместо находившейся там раньше лечебницы перевели аптеку из снесенного. Здесь жила Володина соученица Яна Зернова.

Напротив памятника Тимирязеву на внешней стороне Тверского бульвара находилась школа. Здание у нее было старенькое. Кажется, тут тоже была до революции гимназия.

А на нашей стороне, между Никитским бульваром и Мерзляковским переулком, за рядом двухэтажных домишек Большой Никитской стоял вдоль бульвара пятиэтажный современный и очень некрасивый жилой дом. Двадцать восьмого года строительства. В его дворе стоит небольшая церковка с одним куполком. Называется она церковью Федора Студита. Построенный дом заслонил собой церковь от бульвара и стал отвратительным фоном для нее со стороны Большой Никитской улицы. Площадь Никитских ворот отделялась от двора рядом двухэтажных домов, в первых этажах которых были разные мелкие лавочки. Особой популярностью у нас пользовался павильон «Соки». Мы очень его любили.

Долгое время церковь стояла в огромном дворе какая-то заброшенная, с одним оголенным барабаном и куполом без креста. По старым фотографиям я знал, что раньше церковь была пятикупольной. Почему же теперь она оказалась с одним? Колокольню у нее снесли почти до основания. Остался один нижний ярус, перекрытый четырехскатной крышей. Так как позже эта церковь была передана нашей школе, стоявшей совсем рядом тут же, на Мерзляковском, то я постарался узнать о ней поподробнее. Стал копаться в книгах. До строительства того некрасивого жилого дома конца 20-х годов здесь оставались мелкие постройки, сохранившиеся с послепожарного времени, но их запросто снесли ради нового строительства.

А задолго до того тут у стен Белого города располагался Филаретов монастырь, и церковь Федора Студита была одной из нескольких церквей этого монастыря, построенного отцом первого царя из династии Романовых Михаила патриархом Филаретом. Поэтому и монастырь назывался Филаретовым. Одного я тогда не мог понять, почему царь звался Михаилом Федоровичем, а не Филаретовичем. Потом-то мне объяснили, что «в миру» отца звали Федором, а уже после пострижения в сан он стал Филаретом.

Перейдем к кварталам, расположенным между Поварской, Большой Никитской и Никитским бульваром. Ведь это же был именно тот квартал, по переулкам которого я ежедневно ходил из школы домой, где жило много моих товарищей, где, наконец, гоняли мы бумажные кораблики по ручьям вдоль тротуаров после обильных дождей или в оттепель. Эта группа кварталов просто-напросто была совсем моей родной.

Прежде всего о всех этих названиях: Столовый, Скатертный, Ножовый, Хлебный, Чашников и прочие. Конечно же, произошли они от того, что здесь, на этом месте, располагалась слобода, в которой жили люди, прислуживавшие царскому дому. Так ведь во многих местах города по занятиям или по имени стрелецкого полковника назывались целые слободы. Вот и наша Поварская объединяла определенных служилых людей. Несколько выпадали такие названия переулков, как Скарятинский, Мерзляковский, Медвежий.

О Скарятинском я быстро узнал, что это по фамилии какого-то именитого домовладельца. Я ничего о нем не слышал и думал, что уж лучше бы переулок Гончаровым назвали. Гончаровы тоже здесь жили, а они для всех нас более знамениты, хотя бы тем, что их род дал Пушкину невесту.

С Мерзляковским же переулком получилось иначе. Я сначала думал, что Мерзляковским его назвали по фамилии русского поэта XVII–XVIII веков А. Ф. Мерзлякова, который написал известную песню «Среди долины ровные», и, кстати, жил именно на этом переулке, в небольшом домике, стоявшем на месте нынешнего пятиэтажного как раз напротив нашей школы. Стал искать в путеводителях, в справочниках. В некоторых книгах я прочитал, что название переулка менялось, что был он и Мамстрюковой улицей по имени жившего здесь князя Дмитрия Мамструковича Черкасского. Вот ведь как, не по имени, не по фамилии, а по искаженному отчеству был назван этот переулок, а потом уже как-то превратился в Мерзляковский. Так утверждают источники, но, признаться, верится в это с трудом. Очень уж отдаленно одно слово напоминает другое. Мне же кажется, что и та и другая версия верны. По князю был Мамстрюковской улицей, а позднее переулком. А по поэту позже стали его называть Мерзляковским. А может быть, и ошибаюсь.

К поварским или столовым названиям наш Мерзляковский не имел никакого отношения. Как не относился к ним и Медвежий, соединяющий Мерзляковский переулок со Скатертным. Вот уж совсем не ясно происхождение этого звериного названия. Думали мы с ребятами, думали, ни к чему не пришли. Кто говорит, что здесь, наверное, держали царских медведей. Чтоб поближе к столовой, к кухне было. Но и кухни и столовые были при дворце, а тут в слободе просто жили люди, работавшие там. Не прошла эта версия. Тем более, что всем было известно, что в те времена царский зверинец был в Измайлове. Кто-то предположил, что просто за стеной Белого города в те времена это было глухим местом, «медвежьим углом». Тоже не очень-то веское предположение. На наезжанной улице, у самых Никитских ворот, в служебной слободе и вдруг «медвежий угол». Нет, не похоже. Просто не могло быть.

Споры спорами, а школа наша как раз на углу этих двух спорных переулков и стояла. И если в школу я прямым путем бегал по Большой Никитской, то назад домой ходил, если не с Юркой на его Молчановку по Мерзляковскому, то, конечно, по этим самым «поварским» переулкам. По Столовому, правда, реже. Он долго не сворачивал на Поварскую, а я любил ходить именно по ней. Поэтому по Столовому не шел, а направлялся прямиком к Скатертному, а по нему уже на Поварскую. А там и домой. На Столовом переулке находилась школа № 3 имени Карла Маркса. В последствие она стала школой № 103, а после слияния с нашей школой лишилась и номера и имени основоположника научного коммунизма. С этой школой у нас были сравнительно хорошие отношения. Среди учителей, пришедших к нам после слияния, оказалось много очень хороших, а параллельные с нами классы, существовавшие сначала отдельно, оказались тоже очень хорошими. Скольких друзей получили мы после слияния. Последние, общие для всех нас, школьные три года были лучшими.