Анатолий Левандовский - Сердце моего Марата (Повесть о Жане Поле Марате)

Увы!.. О бумаге никто не подумал…

А кругом уже бушевали.

Безмозглые, кого они отправили к королю! Смазливенькую девчонку, у которой блажь на уме! Она не оставила в Париже полумертвого от голода ребенка и не знает, что такое отчаяние матери! Она и не подумала о деле — королевский поцелуй лишил ее разума!..

Несколько разъяренных женщин окружили Пьеретту.

— Шлюха, тварь!.. Сколько дали тебе за твою подлость?..

— К черту ее, мерзавку, пусть сгинет, проклятая!..

Прежде чем я успел понять, что происходит, две дюжие рыботорговки набросили на шею помертвевшей Пьеретты подвязку. Еще секунда, и несчастная была бы задушена!..

Я врезался в толпу. На помощь мне спешил пожилой швейцарец. Нам удалось предотвратить расправу. Я обратился к женщинам и стал их укорять. Как можно быть такими свирепыми! Разве забыли они, что эта девушка первой подняла тревогу и повела их на Версаль? Может ли такая стать изменницей?.. А ошибка ее легко исправима — надо лишь вернуться к королю и потребовать бумагу!..

Мои слова, видимо, убедили женщин. Ярость утихла так же мгновенно, как и возникла. Пьеретта, уже считавшая себя погибшей, смотрела на меня благодарным взглядом. Рена Одю сказала:

— Все это верно, но нам нужен другой оратор. Вы сами должны возглавить нашу группу.

Рену поддержали. Мне оставалось только повиноваться. Я выстроил свою делегацию и открыл дверь приемной.

Салон «Ойль-де-Бёф» [4] «Бычий глаз» (франц.). , названный так из-за эллиптического окна, действительно напоминавшего глаз какого-то чудовища, принадлежал к наиболее пышным покоям дворца: он словно горел от обилия хрусталя и золота. Я не сразу отвел взгляд от двух огромных картин кисти Веронезе, расположенных по обе стороны большого венецианского зеркала. Посреди приемной возвышался стол, покрытый зеленым бархатом. За столом сидели и стояли несколько человек; полный мужчина с благообразным лицом сидел на бархатном табурете поодаль; он непрерывно стирал пот с лица. Короля в комнате не было.

Наш приход явно всполошил присутствующих.

— Что вам еще угодно? — воскликнул господин надменного вида. — Ведь его величество выполнил все ваши просьбы!..

Я коротко изложил цель нашего визита. Надменный господин был раздражен до крайности.

— Хлеба! — язвительно повторил оп, обращаясь к придворным. — Им, видите ли, нужен хлеб, и король должен выдать документ, гарантирующий изобилие хлеба!..

Он нервно рассмеялся; воскликнул со злобой:

— Прежде у вас был один король и в хлебе недостатка не ощущалось; теперь у вас тысяча двести [5] Сен-При имеет в виду депутатов Учредительного собрания. королей — просите хлеба у них!

Полный вельможа вскочил с табурета:

— Остановитесь, Сен-При! Не подливайте масла в огонь! Король ведь обещал им и не откажет в формальном подтверждении!

Сен-При с саркастической улыбкой посмотрел на говорившего:

— Конечно, вам виднее, господин Неккер, ведь вы же их поля ягода!..

Неккер оставил без внимания эти слова, подозвал лакея и что-то шепнул ему. Лакей вышел. Я собирался с мыслями, чтобы дать Сен-При достойную отповедь, но тут дверь из внутренних покоев распахнулась и на пороге появился король.

Я смотрел на него и не верил глазам.

Конечно, это был он, Людовик XVI; об этом говорили его одежда, орден святого духа, украшавший камзол, и почтительные позы придворных, склонившихся при его появлении. Но как он был не похож на образ, живший во мне! Ведь я видел десятки его изображений и отчетливо представлял себе светски изящного принца с умным лицом и добрыми глазами; передо мной же стоял толстый, неуклюжий молодой человек невысокого роста, с бесформенным, одутловатым, невыразительным лицом. В его облике было что-то жалкое и одновременно отталкивающее. Взгляд его казался тусклым и апатичным, лишенным ума и воли. Капризно надув губы, Людовик обратился к Неккеру:

— А, это опять они… Но чего же им надо, ради бога?..

Вместо министра ответил я. Король недоуменно поднял брови:

— Так напишите… Напишите немедленно все, что я обещал им… Напишите и отдайте, пусть они будут довольны!»

По знаку Сен-При секретарь застрочил пером по листу гербовой бумаги. Неккер снова склонился перед королем.

— Ваше величество! Не будет ли вам угодно, в сопровождении кого-либо из этих женщин, выйти на балкон, чтобы показаться вашему доброму народу? Это успокоит его…

Сен-При возмущенно пожал плечами. Король, помедлив с минуту, нерешительно пробормотал:

— Ну что ж… Я могу… Я готов…

Он протянул руку знакомой ему Пьеретте и, сопровождаемый несколькими женщинами и придворными, вышел из комнаты.

Я продолжал следить за рукой секретаря, писавшего под диктовку Сен-При…

Когда мы спустились на Мраморный двор, начало смеркаться. Шел дождь. Кое-где у ограды еще стояли лейб-гвардейцы с примкнутыми штыками, хотя строй их уже давно рассыпался. Кругом блуждали толпы голодных, усталых и насквозь промокших людей. Среди них мелькали мундиры национальных гвардейцев. Я подумал о Лекуантре, и тут же, словно по мановению волшебного жезла, он предстал предо мной…

Храбрый полковник соскочил с коня и отдал поводья ординарцу. Пересыпая речь отборными ругательствами, он поведал мне о всех злоключениях дня. С того момента, как мы расстались, Лекуантр оставался на ногах; ему удалось, выведя своих гвардейцев, противопоставить их силам двора, а в освободившихся казармах разместить на ночь женщин. Но этим его успехи и ограничились. Раздобыть продовольствие он не смог — отцы города категорически отказали. Тогда толпы голодного люда хлынули в город в поисках съестного…

Лекуантр безнадежно махнул рукой:

— Вы бы видели, что здесь творилось. Уже произошли первые стычки. Уже кое-где лейб-гвардейцы начали стрелять по толпе, а парижане занялись прилаживанием фитилей к пушкам… Каких нечеловеческих усилий стоило добиться хоть видимости порядка! Кстати, они — я разумею королеву и придворных — все же попытались осуществить план бегства; репетиция, во всяком случае, была проведена…

— Каким образом?

— Около шести часов к ограде Дракона подъехало несколько карет. В одной из них сидела фрейлина мадам Сальвер в наряде своей повелительницы. Кучера и форейторы были без ливрей, а небольшой эскорт — в штатском. Часовой поднял тревогу, сбежались люди и водворили кареты обратно в сараи, а дам и кавалеров — во дворец. Так что номер не прошел!..

Лекуантр расхохотался. Потом взглянул на меня:

— Ну, а вы-то чего добились? И куда направляетесь?

Я хотел было тоже начать с жалоб. Я хотел сказать, что едва стою на ногах, что душа и тело мои измотаны и мне хочется плакать. Но вместо этого я рассказал о своих успехах и заметил, что иду в Ассамблею известить обо всем Майяра.