Брайан Бойд - Владимир Набоков: русские годы

В начале 1916 года Владимир учился уже в тринадцатом семестре, и русский у него преподавал Гиппиус. Вероятно, именно на него, как на редактора школьного журнала и самого многообещающего автора, Гиппиус изливал весь свой горячий энтузиазм и возлагал самые большие надежды. Однако на восьмом номере «Юная мысль» прекратила свое существование, и Набоков, который никогда больше не подписывал ни одну редакционную статью или коллективное письмо, не только отказывался участвовать в укреплении школьного единства, но то и дело прогуливал занятия ради свиданий с Люсей. К этому времени он стал, как и мать, заядлым курильщиком. В школе — когда он там появлялся — ему позволялось как старшекласснику курить в читальном зале, и часто он выкуривал до шестидесяти папирос в день. Другие старшеклассники лучше использовали помещения школы, устраивая в ней чтения стихов петербургских поэтов. Владимир, поглощенный собственным сочинительством, посетил только одно из них — выступление Александра Блока 27 27 Field, VN, 42; Field, Life, 116. .

Стихам юного поэта предстояло вскоре обрести своих слушателей. Стихотворение о пионах, положенное на музыку военным врачом из лазарета Елены Ивановны, исполнила в 1916 году на большом концерте в Петрограде певица Вронская. Однажды, когда Сергей наигрывал этот романс на рояле в музыкальной гостиной набоковского дома, Владимир, разговаривавший по телефону с Люсей из кабинета матери, дал ей послушать мелодию через трубку. Продолжая писать стихи, посвященные Люсе, неизменно страстные и очень личные, временами стилизованные, временами до неловкости откровенные, он решил, что заслуживает более широкой аудитории, чем его школа:

Ощущение, что я целиком отдал себя искусству, зародилось шестьдесят лет назад, когда личный библиотекарь моего отца перепечатал для меня и послал в лучший литературный журнал («Вестник Европы») мое первое стихотворение, которое, хотя оно и было столь же банальным, как голубая лужа в марте, немедленно приняли к печати. Получив книжку журнала со своими стихами, я испытал гораздо меньше волнения, чем на предварительной стадии, — когда увидел, как машинистка ровно засеяла моими живыми строчками листы бумаги, и их лиловый второй экземпляр я сохранял много лет, как хранят локон или трещотку гремучей змеи 28 28 Переписка, 56, 58 (на стр. 58 опечатка: вместо 1919 г. следует читать 1916 г.); National Book Award Acceptance Speech, 1975, Nabokovian, 1984, 13 (Fall), 17. Стихотворение было напечатано в «Вестнике Европы» в июле 1916 г. .

Напечататься в одном из весьма уважаемых «толстых журналов» России для шестнадцатилетнего юноши было честью, хотя, вероятно, и не столь высокой, как это могло показаться: «Вестник Европы», известный своим политическим либерализмом, был достаточно консервативным в сфере искусства и отдавал предпочтение традиционному стихотворчеству.

Возможно, именно радостное возбуждение, которое ощутил Набоков, когда «Вестник Европы» принял его стихи, и побудило его издать первую книгу — шестьдесят восемь стихотворений, написанных в период между августом 1915 и апрелем 1916 года исключительно к Валентине Шульгиной и для Валентины Шульгиной, так что их автор позднее ошибочно вспоминал, что он опубликовал их под именем «Валентин Набоков». Когда Владимир Дмитриевич с гордостью сказал своему коллеге Иосифу Гессену, что его сын пишет стихи, и неплохие, тот не придал значения этому так же, как раньше не придавал значения горделивым рассказам об увлечении мальчика лепидоптерологией. Узнав же, что Владимир собирается опубликовать свои стихи, он стал так сильно возражать против этого, что В.Д. Набоков заколебался, прежде чем ответить: «Ведь у него свое состояние. Как же я могу помешать его намерению?» Владимир осуществил свои планы и за свой счет напечатал 500 экземпляров сборника в той же типографии, которая только что выпустила книгу его отца «Из воюющей Англии». Эта была маленькая белая книжка в белой бумажной обложке, элегантно набранная, с тиснением на титульной странице: «Стихи. В.В. Набоков». Эпиграф из Мюссе задавал ей тон: «Un souvenir heureux est peut-être sur terre / Plus vrai que le bonheur» [42] «Воспоминание о счастье, может быть, более истинно на земле, чем само счастье» (фр.) .

По оценке зрелого Набокова, с точки зрения версификации стихи в книге были сносны, но оригинальность в них напрочь отсутствовала 29 29 Неопубликованные заметки к публичным выступлениям, собр. колл. Зензинова, ColB; Гессен И.В. Годы изгнания, 94; SO, 154. Стихотворения датированы в поэтических альбомах декабрем 1917 —июнем 1918 г. Гранки и корректура хранятся в ЦГАЛИ, ф. 1666, оп. 1, л. 3052. .

Когда остались позади опасения, что Люсина мать решит в целях экономии остаться на лето в городе и не снимать дачу в Рождествено, весна засияла для юных любовников восторгом и надеждой: на Масленицу они отправились на ярмарку и бродили по пестрой от конфетти слякоти; как-то в воскресенье она пришла на футбольный матч между школами и следила за тем, как он раз за разом спасал свои ворота. И вот наконец долгожданное лето и Выра, которая никогда не была столь желанной и столь упоительной. Владимир и Люся сразу же забрались глубоко в чащу, где поклялись друг другу в вечной любви. Однако она обратила внимание на зловещее предзнаменование в стихах своего возлюбленного, когда в конце июня он показал ей пахнувшую типографской краской книжку 30 30 ДБ, 207; ПГ, 520. Хотя Набоков и утверждал, что книга вышла «весной 1916 г.» (ПГ, 520), ее вторая корректура была отпечатана лишь 19 июня (2 июля) (ЦГАЛИ, ф. 1666, оп. 1, д. 3052) В августовском номере «Вестника Европы» за 1916 г. указано, что редакция получила «Стихи» в июле. , которую она вдохновила: «…банальная гулкая нота, бойкая мысль о том, что наша любовь обречена, потому что ей никогда не вернуть чуда первых мгновений» 31 31 ПГ, 520. .

В редкие минуты уныния она тоже говорила, что их чувства не справились с трудной зимой. В «Других берегах» Набоков решил возродить очарование их первой любви и лишь вскользь упомянул о разладе, возникшем между ними летом 1916 года. Кажется, что, хотя их и радовала возможность снова быть вместе, вновь обретенная летняя свобода принесла также разочарование, признаки невозможности пережить заново прошлые восторги — подобно тому как долгожданное повторение счастливого прошлого приводит к столь явному разочарованию в «Машеньке», во второй мотельной одиссее «Лолиты», во втором «Адином» лете в Ардисе. Творец Гумберта Гумберта и Вана Вина был ревнивым любовником. Особенно расстраивала его Люсина

привычка прятаться за спиной какой-нибудь из своих подруг, которой она приписывала детали романтического любовного опыта — очевидно, более богатого, чем мой собственный… Я был более или менее уверен, что она не встречается с другими молодыми людьми, но ее игривые заверения в верности были рассчитаны на то, чтобы скорее распалить мою ревность, чем рассеять ее 32 32 СЕ, рук. АВН. .