Брайан Бойд - Владимир Набоков: американские годы

Возможно, нам стоит обратиться к столетию более раннему, к Эпохе критицизма, к ненавистному для Набокова восемнадцатому веку, и там отыскать примеры того, как крупные писатели трудились над сочинениями других крупных писателей: Драйден переводил Вергилия, Поп — Гомера, Джонсон редактировал Шекспира. Впрочем, названные переводы никак не сопоставимы с оригиналами. Драйден и Поп не столько переводили Вергилия и Гомера, сколько переписывали их, обращая римского и греческого поэтов в английских джентльменов, приверженцев декорума, пудры, лака и рифмы. Набоков слишком хорошо сознавал нерушимые отличия одной личности от другой, чтобы принять подобную процедуру. Не беря на себя смелость утверждать, что знает, как мог бы Пушкин выразиться по-английски, Набоков полностью отрекся в собственном английском от стиля, дабы отослать читателя назад, к пушкинскому русскому.

Джонсон, как редактор Шекспира, в чем-то близок к Набокову. Что касается их литературных принципов, они бесконечно далеки друг от друга. Джонсон предпочитает здравый смысл, рассудительность, широчайшие обобщения, каким только можно подвергнуть «общую» — что значит человеческую — «природу». Набоков превозносит сюрпризы личного восприятия, игру индивидуального воображения, бесценные детали, которые общий взгляд может просто не заметить, но не объяснить. Однако оба отличаются благородной независимостью ума и неиссякаемым могуществом слова. Обоих не страшит гениальность предметов их исследований, оба требуют от них самого лучшего в соответствии с собственными высокими стандартами: Джонсон жестоко критикует Шекспира за столь любимую Набоковым каламбурность, Набоков упрекает Пушкина в Джонсоновой афористичности. У подготовленного Джонсоном издания Шекспира имелись в свое время соперники; набоковский комментарий к «Евгению Онегину» таковых не имел. Но и того, и другого будут еще долго читать после того, как покроются слоем пыли работы более покладистые и уравновешенные.

Столь памятным Джонсонова Шекспира делает, как это ни парадоксально, исключительная изворотливость мысли, которую он привносит в обсуждение заурядного движения мысли — и характерной шекспировской фразы. Набоковский Пушкин, напротив, способен поначалу привести в полнейшее замешательство, поскольку он начинается на уровне скрупулезно-мелочной точности, которая может показаться бессмысленной и бессвязной и которая оставляет собственному его таланту куда меньше, чем обычно, возможности блеснуть стремительной фразой, дерзкой мыслью и многосторонними наблюдениями. Но мало-помалу мы понимаем, с какой надежностью скрупулезная, даже раздражающая точность перевода и дотошные детали комментария доносят до нас уникальность и неповторимость Пушкина — и тем самым служат на редкость последовательным выражением и философской позиции Набокова, и самой его личности. Все четыре тома его «Евгения Онегина» пронизывает потребность в конкретном и индивидуальном, предъявляемое читателю требование сделать над собою усилие, необходимое для восприятия и того, и другого. Верный в самых мельчайших нюансах пушкинскому гению, врожденной пушкинской ненатужной индивидуальности, Набоков неизбежно демонстрирует и собственную природную уникальность, в которой столь многое зиждется на его более осознанной, более глубокой, более бескомпромиссной тяге к конкретике.

Набоков закончил «Евгения Онегина» в конце 1957 года, но вызванные им взрывы прогремели в литературном мире лишь в 1964-м, когда набоковский перевод был опубликован. Однако пока Набоков вносил последние изменения в типоскрипт «Евгения Онегина», земля под его ногами задрожала в преддверии извержения куда более мощного: американцы собирались издавать «Лолиту».

Публикации по-прежнему препятствовали две проблемы: опасность, что книгу могут запретить, и требования Мориса Жиродиа. Запрета не побоялись Джейсон Эпстайн из издательства «Даблдэй» и Иван Оболенский из «Макдауэл Оболенский», но оба отказались печатать книгу после того, как Жиродиа потребовал себе больше половины набоковского гонорара. Оставался последний вариант: Уолтер Минтон из издательства «Дж.П. Путнамз санз».

Похоже, так уж было «Лолите» суждено, чтобы каждый поворот ее судьбы был расцвечен яркими красками. Несмотря на всю шумиху вокруг романа, не прекращавшуюся с 1955 года, — хвалу Грэма Грина, нападки Джона Гордона, запрет французов, продажу на черном рынке, рекламу в «Анкор ревю», — Уолтер Минтон заинтересовался «Лолитой» лишь летом 1957 года. Судя по напечатанной в журнале «Тайм» за 1958 год статье, написанной женщиной, у которой был роман с Минтоном, «Лолиту» порекомендовала ему другая любовница, «когда-то выступавшая в ревю в Латинском квартале», Розмари Риджуэл, получившая за это солидное вознаграждение 2 2 The Lolita Case // Time, 17 ноября 1958; ежедневник, АВН. .

Минтон обратился к Набокову в августе 1957 года, и Набоков был только рад предоставить ему самому договариваться с Жиродиа. В конце осени, видя упорство Минтона, Набоков спросил его, готов ли тот при необходимости защищать книгу в Верховном суде. Минтон ответил, что, конечно, стопроцентных гарантий не может дать ни один издатель, но «Путнам» постарается представить книгу таким образом, чтобы ее не запретили 3 3 SL, 236–237. . Набоков принял его доводы.

Оставалось разобраться с Жиродиа. Набоков совершенно ему не доверял и мучился мыслью, что и он сам, и его потомки на долгие годы — пока не истечет срок авторского права на «Лолиту» — попались Жиродиа в когти. Жиродиа не платил ему вовремя и не выполнял других условий договора — и Набоков объявил свой договор с «Олимпией» недействительным 4 4 Письма ВеН к Минтону, 3 сентября, и ВН к Минтону, 10 ноября 1958, АВН; SL, 228. . Жиродиа не обратил на это никакого внимания, и французский суд, судя по всему, поддержал его. Следовательно, чтобы опубликовать книгу в Америке, ничего не оставалось кроме как принять условия Жиродиа. Он требовал себе как минимум 50 процентов авторского гонорара — в отличие от положенных держателю прав 20 или 25. Минтон готов был предложить достаточно высокие отчисления, 15 процентов — 7,5 процентов Набокову и 7,5 процентов Жиродиа, — и убедил Набокова, что при нынешнем интересе к «Лолите» судебный процесс и связанные с ним отсрочки обойдутся дороже, даже если суд примет его сторону. Набоков нехотя согласился и 1 марта послал Минтону подписанный договор. «Лолита» была закончена более четырех лет назад, а Набоков только сейчас сумел найти американского издателя, не побоявшегося судебного разбирательства и рискнувшего донести книгу до американской публики.