Брайан Бойд - Владимир Набоков: американские годы

что все доступное пространство возле лекционного зала останется занятым до тех пор, пока не кончится выступление, мое выступление. В конце концов мы вынуждены были поставить машину довольно далеко и быстрым шагом, почти что бегом, двинулись к освещенному зданию.

Там ждали люди — уже собрались все, кроме последнего бегуна: по дороге нас внезапно обогнал одинокий японец, который промчался мимо со скоростью, намного превышавшей наши возможности. Было нечто жуткое в его стремительном одиноком движении и обтекаемой форме; он добежал до крыльца, взлетел вверх по ступеням и окунулся в битком набитый зал, который существовал для него в тот момент лишь постольку, поскольку содержал в себе лектора. Но лектор был еще на улице, почти парализованный странным чувством, которое должен ощущать призрак, исключенный из событий своего вновь переживаемого прошлого 14 14 Записи к текущей работе, АВН. .

Не случайно этот абзац, один из немногих написанных им отрывков из давно задуманной «Говори дальше, память», отдает метафизической дрожью; именно этого он и искал, чтобы написать второй том автобиографии.

Сам по себе триумф этого вечера значил для Набокова куда меньше. Но триумф был безусловный — это стало ясно, как только он вошел в Олин-Холл, одетый по случаю в синюю кембриджскую мантию. Текст этой лекции теперь открывает «Лекции по русской литературе». Комитету Фестиваля он представил следующее резюме: «В лекции господина Набокова рассматривается вопрос о терзаниях и триумфах гениальных писателей, которым довелось родиться русскими. Она охватывает девятнадцатый век и первую половину двадцатого. Лектор охарактеризует различные силы, которые борются за обладание писательской душой. Он рассмотрит, чего требуют от художника царь и диктатор, блюститель морали и политик-моралист, призрак потребителя и реально существующая совесть». Гвоздем программы было воодушевленное чтение отрывка из романа Федора Гладкова «Энергия», «идеальной любовной сцены социалистического реализма — мальчик и девочка с отбойным молотком». Сначала Набоков изображал молодого человека, сжимающего молоток и говорящего: «Я лю-лю-лю-лю-лю-люблю тебя», а потом, уже другим голосом, отвечал в том же духе за девушку, проносящуюся мимо на грохочущем грузовике. Все слушатели, в том числе и ректор Корнеля Дин Мэлот, просто изнемогали от смеха. Набоков вгляделся в толпу поверх соскользнувших на нос очков и восторженно объявил: «Просто не могу остановиться». Один студент заметил, что этот момент как бы заключал в себе все преподавательские методы Набокова, «эта удивительная, жизнерадостная манера — насмехаться над чем-то и одновременно получать от этого удовольствие». Набоков закончил сцену собственным комментарием: «А потом он принимается мечтать, как станет хорошим коммунистом и досконально изучит Маркса, и радостная дрожь пробегает по его телу в такт дрожанию молотка» 15 15 Цитируется в письме ВеН к Рэчел Адамс, 28 марта 1958, АВН; письмо Альфреда Аппеля к ВН, 17 октября 1970, АВН; Абраме в Gibian and Parker, 220; письмо Росса Уэцтеона к ББ, март 1987; ЛРЛ, рук., АВН; Роберт М. Адаме, 31 августа 1989. .

Издание книг и наблюдение за их дальнейшей судьбой отнимало много времени. Набоков сначала решил, что не стоит судиться со шведской фирмой «Вальстром и Витранд» из-за их сокращенного и испорченного перевода «Лолиты» — слишком велико расстояние; слишком дорого, слишком мало уверенности в успехе, — а потом увидел, что шведский «Пнин» получился ничуть не лучше. В конце апреля он вычитывал корректуры издаваемой «Путнамом» «Лолиты», сборника рассказов «Дюжина Набокова», выходившего в «Даблдэй», и галлимаровских «Лолиты» и «Пнина» 16 16 Письма ВН в «Вальстром и Витранд», 9 января и 1 мая 1958, АВН; NWL, 325–326; письмо ВеН к Агнес Перкинс, 29 апреля 1858, АВН. .

Предчувствуя, что скоро события хлынут таким потоком, что потом не упомнишь, Набоковы начали вести дневник — он просуществовал недолго, — на обложке которого Набоков впоследствии надписал карандашом: «Ураган Лолита» 17 17 Ежедневник, АВН. . Первая запись в дневнике появилась 20 мая, еще до того, как ураган разразился, и запечатлела разнообразие и непредсказуемость типичного для Набокова дня: семья, друзья, соседи; литературный труд, чтение, преподавание и бабочки. Звонок из Нью-Йорка: Джейсон Эпстайн просит Набокова взяться за перевод рассказов Толстого (он подумает и откажется). Грустные письма из Женевы (от сестры Елены, у которой умирает муж) и из Праги (сестра Ольга восхищается четырехлетним внуком, но не пишет ни слова о сыне-алкоголике). Виньетка из сочувствия и комического непонимания à la [131] В духе (фр.). Набоков, которая могла бы быть отрывком из «Пнина»:

Маленькая белая сучка, маленький позвякивающий колокольчик, обследовала газон, одуванчики, фиалки, темный гараж, ступеньки, ведущие в сад, крыльцо, дверь, вошла со мной, отказалась от куска хлеба, размоченного в молоке, обнюхала все ковры — телефон! «Моя собака у вас?» — «Да, у нас. Все обнюхивает и бродит по всему дому, я пытался дать ей хлеба и молока…» — «Хлеба и молока!» — «Да… ну…» — «Послушайте, мы ждем мисс Додд к пациенту…» («Додд», не «дог») [132] Ошибка объясняется сходством звучания my dog (моя собака) и мисс Додд. (Прим. перев.) .

Наконец-то он находит время расправить пойманных в 1952 году в Вайоминге бабочек — вот уже несколько лет из-за его занятости трофеи лежали неразобранными. Он готовит анализ главы про отель «Ормонд» из «Улисса» для лекции на следующий день. Он читает «Ноутс энд кверриз» за 1870 год в поисках занятных мелочей, которые впоследствии распихает по кармашкам «Бледного огня» и «Ады». Ужин с Моррисом и Элисон Бишопами в женском университетском клубе их дочери, в конце дня еще один звонок из Нью-Йорка: Дмитрий надеется, что его приняли в оперную труппу — по результатам прослушивания — а также на работу в «Обзор текущей советской прессы».

После двух лет непрерывной работы над «Евгением Онегиным» Набоков мечтал вернуться с женой на «наш родной Запад» 18 18 NWL, 324; письмо ВеН к Агнес Перкинс, 29 апреля 1958. . 10 июня их черный «бьюик» 1957 года покатил в Скалистые горы. На этот раз они рассчитывали продвинуться еще дальше к северу. Последний раз Набоковы были на Западе в 1956 году на юге штата Юта, откуда, испугавшись гремучих змей, переехали на север Вайоминга, а затем — на полюбившийся им юг штата Монтана. Теперь они направлялись в район ледниковых парков, пятьюстами километрами севернее, на границу Монтаны с Альбертой. Существовала и другая причина этого выбора. Набоков оптимистически надеялся, что в августе, по возвращении в Итаку, ему придется вычитывать гранки «Евгения Онегина» 19 19 Письмо ВН к Минтону, 10 мая 1958, АВН. . Поскольку сезон в северном климате короче, Набоков рассчитывал в короткий срок увидеть большее разнообразие чешуекрылых, чем в южных Скалистых горах, где сезон длится с апреля по сентябрь.