Петр Капица - В море погасли огни

Не смогли гитлеровцы островок с первого натиска взять и решили его измором, обстрелами доконать. Не давали людям высунуться, сразу огонь открывали.

Уже Эзель и Даго пали, а осмусааррвцы все держались и оставались грозной силой у входа в Финский залив.

Четырнадцатого ноября гитлеровская артиллерия тысячи снарядов истратила. Все верхние строения на острове сожгла, камни закоптила. Казалось, на Осмусааре живой души не осталось. На восемнадцати катерах двинулись десантники захватить изувеченный пятачок. Но не тут - то было! Катера и половину пути не прошли, как осмусааровцы залпами принялись их накрывать. Шесть пошли сразу на дно, а остальные подбитыми выбросились у мыса Шпитхамн.

Гитлеровцы не знали, сколько на острове людей, и на время оставили их в покое. Пусть, мол, от голода и холода мрут. А тут эвакуация Ханко началась. Мне, как знавшему подходы к Осмусаару, приказали ночами постепенно снять гарнизон. А он оказался не маленьким - более тысячи человек. Там не только мужчины, но и женщины оставались.

Делал я так: вечером в темноте пересекал залив, подходил к Осмусаару с остовой или зюйдовой стороны и высылал шлюпки. На них мы и переправляли островитян. Делали это без шума и быстро, потому что к пяти часам нужно было вернуться на место дозора, встретить корабли, идущие с Гогланда, и провести их на Ханко.

Однажды иду с Осмусаара, вижу вдали силуэты каких - то кораблей. У них там вспышки сверкают. Я решил, что наш караван с неприятельскими канлодками бой ведет. Но примечаю: цепочки светящихся снарядов в мою сторону летят и падают с недолетом. Я прибавляю скорость и даю опознавательные. Меня наконец узнали и пардона попросили. Это, оказывается, канлодка "Версайтис" стреляла.

Я подождал караван и провел на Ханковский рейд.

Всего мы провели и вывели с Ханко шестьдесят четыре корабля, а с Осмусаара сняли с оружием, боеприпасами и продовольствием шестьсот сорок девять человек. Там остались только самые необходимые триста пятьдесят человек. Их в последний день БТЩ - 205 снял. Подрывники уничтожили все пушки и укрытия.

С Ханко я уходил вместе с "Кораллом", "Версайтисом" и "Волгой". Шел концевым. Весь караван видел. Я учитывал, как надо идти за тральщиком, который сносило в сторону. Для этого нужно иметь морское чутье. На канлодках, видно, не приметили отклонения и шли не точно. Сперва "Версайтис" подорвался, потом "Волга". У меня и на "Коралле" недозволенный перегруз был. Но мы все же подобрали тонущих. Только и принял на борт двести девяносто человек. А старенький "Коралл" перегрузился так, что привальный брус под воду ушел, волны у иллюминаторов заплескались. Все же мы пошли дальше.

Море штормовое, палубу заливает. Кто был на ней - обледенели! "Погублю спасенных, - думаю, - не доставлю живыми". Приказал команде уступить гостям теплые помещения - кубрики, каюты, коридоры. Мои краснофлотцы всю ночь одежду спасенных в машинном сушили и горячий чай разносили. Месячный запас сахару истратили.

Никто у нас не умер в пути. Всех здоровыми на Гогланд доставил. Ну а до Кронштадта дойти было нетрудно.

7 декабря. Меня и двух инструкторов политотдела комиссар дивизиона катеров МО пригласил на обед. Мы, конечно, не отказались, так как знали, что катерники на Ханко запаслись продуктами.

Вышли за час до обеда. На улице морозно, пощипывает носы. Мех на наших кожаных шапках со спущенными наушниками заиндевел. Мы шли прижимаясь к стенкам домов, потому что начался обстрел. Снаряды рвались в разных частях Кронштадта.

У пирса подплава стояли тральщики, сторожевики и катера. Мы разыскали спасательное судно, на котором должна была состояться встреча, но в кают компанию не попали. Дежурный доложил, что командир и комиссар дивизиона катеров вызваны в штаб соединения.

Возвращаться не солоно хлебавши не хотелось. Мои спутники, чтобы не остаться без обеда, поспешили на тральщики. Там их накормят. Я же решил заглянуть на МО - 210 к Панцырному.

Лейтенант вышел на верхнюю палубу в сером свитере, кожаных штанах и валенках. Увидев меня, обрадовался.

- Прошу в кают - компанию, - пригласил Панцырный. - Вовремя пришли. Сегодня мы шикуем: обед с пирожками и компотом!

Гостеприимный хозяин усадил меня за стол в крошечной кают - компании и велел коку подавать все, что у него есть.

Вскоре появился дымящийся бульон с корешками и полная миска пирожков с рисом.

- Я никого не обижу? - взяв поджаристый пирожок, спросил я у Панцирного. - Они ведь у вас по счету?

- Сегодня без счета. На Ханко мои хлопцы мешок крупчатки добыли и ящик консервов. Потом еще принесли какие - то запаянные цинковые ящики. В одном сушеный картофель оказался, в другом - морковь, в третьем - лук. Этак островитянам овощи впрок заготовляли. Интенданты хотели утопить, но мы не дали, растащили по катерам. Благо груз не тяжелый.

На таком обеде я давно не бывал. Мы досыта наелись бульона с пирожками и жареного картофеля с консервированным мясом. Стакан яблочного компота я уже с трудом одолел.

Панцирный, взглянув на мои осоловевшие от сытости глаза, предложил отдохнуть в кают - компании. Но я, боясь, что нам могут помешать, вытащил блокнот и попросил:

- Пока мы одни, выкладывай быстрей: что было при переходе? И поподробней, пожалуйста.

Наше дыхание и горячие блюда обеда вызвали в каюте нечто похожее на дождь. На холодном подволоке пар конденсировался, превращался в крупные капли, которые то и дело падали на стол. Прикрывая блокнот рукой, я старался записать все, что говорил Панцирный.

ПОСЛЕДНИЙ ПЕРЕХОД С ХАНКО

Катерникам Панцирного вдруг выпала двухнедельная передышка. Да не где-нибудь, а на далеком, окруженном врагами полуострове! Другим бы жизнь на ежедневно обстреливаемом Ханко показалась сущим адом, а катерники блаженствовали - чувствовали себя на отдыхе. Даже поправились, так как еды здесь было вволю.

Прибыв на полуостров со спасенными с миноносца людьми, они отстаивались под нависшей скалой и ждали прибытия очередного каравана. А корабли не шли, потому что шторм не унимался.

Однажды утром у входа в бухту появилась сорванная с якоря блуждающая мина. Ветром гнало ее к кораблям, укрывшимся от непогоды. Рогатая гостья, войдя в бухту, могла вызвать панику и натворить немало бед.

Первым мину заметил наблюдатель Панцирного, поэтому лейтенанту было приказано уничтожить ее.

Расстрелять мину из пушки не удалось: она дрейфовала, приплясывая на волнах, вне сектора обстрела. Запускать моторы, сниматься с якоря и разворачиваться в тесной бухте не хотелось. Панцирный решил расстрелять мину из винтовок.

Высадившись со старшиной Жаворонковым на скалистый берег, они вдвоем перебежали к тому месту,

куда, по их предположениям, могло пригнать мину, залегли в камнях и стали ждать.