Владимир Карпов - Взять живым !

- Да, брат, и я не того ждал, - вдруг сказал он.

Ромашкин испугался: откуда замполит узнал его мысли.

- Ты давно заслужил Золотую Звезду. Сколько уже "языков" натаскал? Штук полсотни?

- Сорок пять.

- Вот видишь. Разведчикам, по-моему, надо, как летчикам, боевой счет вести. Сбил двадцать пять самолетов врага - Герой. Привел двадцать пять "языков" - тоже Герой. - Гарбуз явно был расстроен. - Звонил я в штаб армии. Говорят, командиром подразделения, которое переправилось первым и удержало плацдарм, был сержант Пряхин. А помогали ему все. И вы в том числе, товарищ Гарбуз, что же, и вам давать Героя? Вот ведь как меня подсекли. Сразу говорить расхотелось... Но ты не огорчайся, Ромашкин, мы тебя знаем. Впереди еще много будет возможностей!

Ромашкин никогда не видел его таким расстроенным и вдруг сам стал успокаивать Гарбуза:

- Не огорчайтесь и вы, товарищ комиссар, не за награды воюем.

- Правильно, Василий. Но если награды существуют, значит, давать их нужно по заслугам.

- Сержант Пряхин, по-моему, честно заслужил Золотую Звезду - он дрался геройски, командира роты заменил! И после того, как меня ранило, один командовал, плацдарм отстоял!

Гарбуз досадливо отмахнулся:

- Не о том речь. Пряхин молодец. Я в принципе...

И Ромашкин почему-то представил себе Гарбуза в его прежней роли секретаря райкома партии - в поле, у трактора, среди колхозников. Там он был таким же - рассудительным, справедливым. И его любили. А после войны больше любить будут, потому что стал он еще душевнее, еще умнее.

- Возьмите меня с собой после войны, - попросил Ромашкин, - правда, я не знаю, что там сумею делать... Гарбуз просиял:

- Поедем! С радостью тебя возьму. А что делать?.. Ну, первым долгом я бы всему району тебя показал, рассказал бы всем, какой ты геройский разведчик. Потом тебя избрали бы секретарем райкома комсомола. Ну, а последнего своего "языка" - самую красивую девушку на Алтае - сам высмотришь! И пойдет она к тебе в плен без сопротивления! - Гарбуз засмеялся. - А пока отправляйся в свой взвод. Мне пора к Куржакову. Он после ранения даже от медсанбата отказался, в тылах пока лечится. От безделья начал чудить: нацепил самовольно четвертую звездочку на погоны, расхаживает капитаном. По штату ему это звание положено, но не присвоили, значит, жди. А он говорит: не могу ждать, убьют - и капитаном не похожу!

Ромашкин улыбнулся: это на Куржакова похоже! Попросил замполита:

- Вы не ругайте его. Ругайте тех, кто не представил Куржакова к званию. Сами же говорили: положено - дай!

- Ишь ты! - удивился Гарбуз. - Быстро усвоил!.. Но правильнее будет сделать так: присвоение звания Куржакову ускорить, а самого его подправить. Да, кстати, и ты поговори с ним, вы старые друзья.

- Едва ли он со мной посчитается.

- Почему же? Он тебя уважает.

- Не замечал.

- Мне Куржаков сам про тебя говорил: хороший парень этот Ромашкин, смелый и умный офицер...

Гарбуз утаил конец этого разговора, не хотел напоминать о смерти. А Куржаков сказал тогда: "Зачем каждую ночь этого мальчика гоняете на задания? Привел "языка", пусть отдыхает. Думаете, просто каждую ночь в немецкие траншеи лазить? Загубите парня, сами потом пожалеете".

* * *

В Москве гремели салюты в честь героев Днепра. Без сна и отдыха работали люди в тылу по двадцать часов в сутки - им думалось, что бойцы действующей армии вообще не спят.

У фронтовиков действительно случались периоды, когда спать почти не приходилось. Один такой бессонный месяц был на Курской дуге, другой - на Днепре. Утешали себя: "Ну, форсируем Днепр, тогда отоспимся". Не тут-то было! Немцы старались удержать Восточный вал. Все их резервы, все, кто мог ходить и стрелять, были брошены на ликвидацию плацдармов, захваченных советскими войсками на западном берегу Днепра.

На фронт, к советским воинам, приезжали делегации с подарками, бригады артистов.

Гостей допускали лишь до широкой днепровской воды и здесь останавливали. На том берегу продолжались тяжелейшие бои.

Но гостей все же надо было принимать - они выступали в госпиталях, в резервных частях, во вторых эшелонах, в штабах, на аэродромах.

Приехали гости и в полк Караваева. Кирилл Алексеевич был на НП, когда ему доложил об этом по телефону начальник тыла подполковник Головачев.

- Хорошо, - устало сказал Караваев, а сам подумал: "Вот принесло не вовремя. Что же делать?" - Ну, вы там организуйте обед, угощение, чтобы все было на уровне.

- Это понятно, все сделаем. Только они на передовую просятся. Вас хотят видеть, героических бойцов.

- Ни в коем случае! Тут такое творится, не продохнешь! Сейчас шестую контратаку отбили. Я к тебе Гарбуза пришлю, он разберется. - И, положив трубку, сказал замполиту: - Давай, Андрей Данилович, это по твоей части. Я здесь как-нибудь без тебя обойдусь, а ты займи гостей.

- Ладно, - мрачно согласился Гарбуз. - И что же там прикажешь мне делать? Они ведь героев хотят видеть!

- Не злись, Данилыч. У нас все герои. Собери в штабе свободных офицеров да возьми Ромашкина с разведчиками - им сейчас тут делать нечего Забирай и Початкина с его саперами. Вот тебе и герои!

- Это же резерв.

- Не одни они в резерве. Продержимся и без них. У фашистов тоже не бездонная бочка. Смотри, сколько их уложили за день. - Караваев кивнул на поле, усеянное мертвыми вражескими солдатами. - Устоим. Не беспокойся, Андрей Данилович. Я еще в первый батальон позвоню, чтоб к тебе послали натурального Героя - сержанта Пряхина. Вот и будет полный комплект...

Так нежданно-негаданно Ромашкин попал в разгар боя в торжество.

Переправившись на левый берег, разведчики забежали, конечно, к старшине Жмаченко. Почистились, приоделись, нацепили ордена и медали.

- Ось як на украинской земле, воювати, так с музыкой! - гордо сказал Шовкопляс.

- Рано мы пируем, - возразил Голощапов, - немец может такую "барыню" сыграть, что в Днепр, как лягушки, прыгать станем.

- Не для того лезли на плацдармы, чтоб назад драпать! - пробасил Рогатин.

- Не кажи гоп, покуда не перескочишь... Хотя мы вже перескочили! посмеивался Шовкопляс.

- Погоди, немцы наскипидарят тебе одно место, поглядим, куда ты ускочишь, - задирался Голощапов.

Ромашкин привинтил на новую гимнастерку все свои награды. К первой его медали "За боевые заслуги" давно прибавились медаль "За отвагу" и два ордена Красной Звезды. Подумал: скоро еще за Днепр Красное Знамя вручат...

Жмаченко разглаживал на ребятах складки, одергивал, расправлял гимнастерки. Взмокший и красный от усердия, то и дело вытирал платком круглое лицо, лысину, шею.

- Ты тоже одевайся, с нами пойдешь, - сказал Василий старшине.

- Куда мне! - вздохнул с завистью Жмаченко.

Ромашкин понял этот вздох по-своему: "У него и на грудь-то нацепить нечего. Как же мы проглядели? Сколько добрых дел старшина сделал! Разведчики всегда одеты, обуты, сыты. А ведь часто, разыскивая взвод, старшина нарывается на фашистов, отбивается от них. Он сам себе и разведка, и охрана, и транспорт - сам ищет взвод, на себе тащит термосы, мешки с продуктами. Да, не отблагодарили мы старшину! Интенданты в больших штабах ордена получают - и правильно! - а мы своего кормильца, который не меньше других опасностям подвергается, забыли. Нехорошо. Сегодня же с Гарбузом поговорю".