Дмитрий Панин - Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки

В 1927 году наш учитель биологии прочитал нам в классе крошечную заметочку из какой-то московской газеты, в которой сообщалось об открытии экспедицией в Сибири, в районе Саян, нового горного хребта протяженностью в восемьсот километров. И, улыбаясь, он пояснил своим юным ученикам, что в нашу эпоху такие случаи возможны только на территории Советского Союза и на землях близ Южного полюса. Учитель был прав, указав нам на необъятность просторов и скрытых возможностей моей страны. Я не случайно вспомнил этот эпизод.

Новых подпольных писателей, талантливых, полных значения, но до сих пор неизвестных миру, можно обнаружить, в первую очередь, тоже в Советском Союзе. У них нет иного выбора, как только ждать своего часа.

Незадолго до моего отъезда на Запад один такой писатель дал мне прочесть главу повести, посвященную уникальным событиям восстания заключенных в Усть-Усе в конце 1942 года, очевидцем которого он был. Позднее в лагерях до нас не раз доходили смутные слухи о происшедшем. Я надеюсь, что западный читатель будет иметь возможность прочесть книги этого писателя, и поэтому осмелюсь здесь, не упоминая имен, подробностей, цифр, лишь слегка осветить эти факты. [8] В деталях моего изложения могут быть допущены некоторые неточности, так как рукописи у меня, к сожалению, теперь нет.

Ужасающий первый год войны, истребивший убийственным голодом и непосильной работой около семи миллионов заключенных, оставил во всех, переживших его, неизгладимый след. В Печорских лагерях второй год войны облегчения не принес. В них царила та же жуть и безысходность. Восстание там было организовано начальником одной из глухих подкомандировок лагпункта, бывшим заключенным-бытовиком, уже отбывшим срок наказания. Штаб восстания состоял из бывших заключенных, главным образом из тех, кто был осужден по пятьдесят восьмой.

Из собственного опыта я знаю, что когда человек доведен до полного истощения, он становится пассивным: в лучшем случае, может отвечать лишь твердым «нет» на требования, но он перестает быть способным к энергичным активным выступлениям. Поэтому повествование очевидца вполне достоверно, сами зэки тогда не могли поднять восстание.

Связь с заключенными штаб осуществлял через нарядчиков. Начальник дал указание выписывать зэкам максимальные пайки и, как мог, улучшил им остальное питание. В назначенный день в зоне была истоплена баня для вооруженной охраны лагеря — «вохровцев». Когда они зашли, разделись и стали мыться, баню заперли снаружи. Начальник и его помощники, надев форму вохровцев, разоружили оставшуюся охрану в казарме и на вышках вокруг командировки. Захваченное оружие, боеприпасы, полушубки и валенки были розданы надежным зэкам. Жертв не было.

Затем отряд походным маршем двинулся на Усть-Усу, где находилось управление Печорских лагерей. По дороге они зашли в близлежащие лагерные командировки и, благодаря тому, что были обмундированы, как вохровцы, с ходу, без боя, захватили оружие, продовольствие. Часть заключенных присоединилась к ним. Утром они подошли к поселку и ворвались в центральную казарму вооруженной охраны лагеря. Разгорелся первый бой. Зэки знали, что пощады не будет, и сражались, как львы. Власти не растерялись, начали стягивать силы, и небольшой отряд зэков оказался под угрозой окружения. Тогда начальник отряда принял решение пробиться через гущу лагерей, освобождая попадающиеся на пути лагпункты, и обрушить всю лавину на Кожву, где лагерей тоже хватало. Несколько лагпунктов удалось освободить, но расчет не оправдался. Пополнение было незначительным. Голод и истощение оказались союзниками режима. Повторилось то, что приводило в отчаяние стольких заключенных: нежелание этих физически измученных и деморализованных людей начать активную борьбу. Внедряемое во все стороны жизни безбожие порождало внутреннее духовное бессилие и неверие в свои возможности. Нужны были сильные призывы, могучие воззвания, чтобы всколыхнуть эту массу.

Тогда приняли решение выбрать наиболее выгодную позицию, свезти туда запасы боеприпасов и продовольствия и подороже продать свою жизнь.

Две недели заключенные доблестно отбивались от местных вооруженных сил и переброшенных регулярных воинских соединений. Начальство не на шутку испугалось опасности образования Северного фронта. На подавление восставших были брошены самолеты У-2. Гул стрельбы докатывался до Усть-Усы.

Морозы крепчали. Приходилось с большой осторожностью разводить огонь, дабы он не послужил мишенью противнику. Но атаки непрерывно отбивались. Уложили уйму солдат, но и почти все зэки были перебиты. Боеприпасы иссякли, и тем самым был решен исход боя. Оставшаяся горстка героев решила покончить с собой. Последним застрелился начальник отряда.

Я называю их героями, ибо они доказали, что:

— человек не может быть превращен в скотину, с которой расправляются, как хотят;

— нельзя уничтожать безоружных людей;

— нужно давать отпор людоедам и создать международное объединение против носителей зла, находящихся в состоянии преступной активности.

В первый год войны уничтожили больше семи миллионов [9]заключенных. У переживших эту трагедию нет отечества. Оно должно быть завоевано.

После подавления восстания в Усть-Усе из центра была спущена директива: обрушить на лагерников новый террор чекистов. Позднее, из разговоров с заключенными других лагерей, стала ясна картина параллельной фабрикации одноименных крупных лагерных дел с тождественным обвинением в подготовке вооруженного восстания. «Преступление» каралось расстрелом или — при смягчающих обстоятельствах — десятью годами (статья 58-2).

Террор, то есть запугивание и подавление людей, осуществлялся:

— всеми средствами информации, пропаганды и специальной агентурой;

— непрерывными арестами, в первую очередь, наиболее ценных, лучших и нужных населению людей;

— бесчеловечным ведением следствия;

— произвольным осуждением, когда законы — лишь средство оформления заранее принятых решений;

— широким применением внесудебных расправ по постановлениям так называемых «троек» или «особого совещания»;

— расстрелами;

— заключением в тюрьмы и отправкой в лагеря;

— уничтожением голодом, непосильным трудом, искусственно создаваемыми эпидемиями…

Раньше оставалась еще иллюзия, что терроризм — необходимое следствие борьбы за власть и годен как мера ее удержания во время обостренных столкновений. Но творец этой уродливой системы, незадолго до своего полного безумия, провозгласил «террор как метод убеждения». Бред этот пустил корни, так как Ленин не ошибся в одном: глубоко отвратительный для подавляющего большинства строй мог держаться только на непрерывном терроре. При этом террор никого, конечно, не убеждал. Но он устрашал, принуждал, развращал и ломал людей.