Валерий Сафонов - Не Сволочи, или Дети-разведчики в тылу врага

Не очень-то все это походило на наказание… Походило на другое: у немцев, и лично у Бенкендорфа, явно были большие, далеко идущие виды на этого сообразительного, энергичного, старательного и еще такого молодого русского. Его с очевидностью готовили для какой-то большой работы в будущем на оккупированной русской земле…

Людиново снова стало советским… Увы, всего лишь на девять дней. Об этом, правда, никто 9 января 1942 года, когда вместе с частями Красной Армии в город вошли партизаны — несколько отрядов, не только Людиновский, — знать, конечно, не мог. Люди радовались, поздравляли друг друга, срывали со зданий доски оккупационных учреждений и таблички с немецкими названиями улиц. Вернулся в свой, показавшийся родным, словно отчий дом, райздравотдел лихой командир подрывников Афанасий Посылкин.

Хотя вроде бы никто не помышлял о возможности вторичной оккупации города, партизанский отряд решено было не распускать, предполагалось, что, когда прояснится военная ситуация, он уйдет на юг или юго-запад и продолжит борьбу с гитлеровцами на еще не освобожденной территории.

По этим соображениям Василий Золотухин разместил штаб отряда не в бывшем райотделе НКВД, а чуть в стороне от центра города, на сравнительно тихой улице Крупской.

Отряд «Митя» пробыл в Людинове всего три дня, а затем Дмитрий Медведев получил приказ из наркомата вернуться в Москву через Тулу, которую немцы, охватившие город русских оружейников с трех сторон, взять так и не сумели. Перед отъездом Дмитрий Николаевич провел совещание, а точнее — обстоятельный инструктаж командного состава Дятьковского, Бытошского, двух Орджоникидзеградских, трех военных и Людиновского партизанских отрядов.

Из той же предусмотрительности Золотухин встретился со своими городскими разведчиками поодиночке, по-прежнему соблюдая при этом все требования конспирации.

В эти считаные дни пребывания в Людинове Золотухину пришлось интенсивно заниматься и чисто контрразведывательными делами. Читателю уже известно, что партизанам удалось захватить в городе около пятнадцати русских полицейских — остальные бежали. Причем некоторые были так напуганы зримой перспективой понести суровое возмездие за предательство, что скрылись в неизвестном направлении навсегда. Так, первый начальник людиновской полиции Александр Двоенко больше в городе никогда не появлялся, и дальнейшая его судьба не выяснена по сей день.

Но заниматься приходилось не только полицаями — с ними все было ясно: при захвате немецкой комендатуры была обнаружена часть донесений законспирированных агентов фашистских спецслужб. В том числе, например, донесение лесника Монинской дачи Никифорова, в котором содержались данные о численности, вооружении и месторасположении одной из партизанских групп. Этих выявленных агентов требовалось обезвредить.

Потом армейская радиоконтрразведка выявила работу в городе двух коротковолновых передатчиков и сумела запеленговать их. Радистами оказались два местных жителя, в период оккупации явным сотрудничеством с немцами себя не проявившими. Один из них — Мельников, проживавший на Запрудной улице, в Первую мировую войну находился в плену в Германии и был там завербован разведкой, а спустя много лет был активизирован. Вторым оказался некто Щербаков, работавший на немецкую разведку вместе со своей дочерью.

Когда пятнадцатого января стало ясно, что город придется снова оставить, Золотухин вторично переговорил с разведчиками — никто из них и не заикнулся об эвакуации, все подтвердили готовность и впредь продолжать свою опасную работу в оккупированном городе. Правда, однако, причем горькая правда, никто из них не мог предвидеть, что вторая оккупация продлится куда дольше первой: год, семь месяцев и двадцать три дня, и что лишь немногим суждено дожить до дня подлинного освобождения — 9 сентября 1943 года.

Накануне ухода из города дежурный по штабу Павел Ерохин доложил Золотухину:

— Тут к вам какой-то малый рвется, товарищ командир, уж очень настырный.

— Давай его сюда, — махнул рукой Золотухин.

Дежурный впустил в комнату таки настоящего оборванца — одетого в лохмотья грязного подростка с дерзкими глазами, сверкающими на чумазом лице.

Вглядевшись, Золотухин припомнил, что не раз видел этого парнишку в дежурной части райотдела милиции, когда проходил мимо в свой кабинет. Так оно и оказалось. Семен Щербаков — так звали пацана — был хорошо известен до войны местной милиции как неисправимый беспризорник, не чуравшийся и мелкого воровства. Его регулярно пристраивали в детдома, но он сбегал оттуда, пускался в дальние странствия, едва не до самого Владивостока, но неизменно возвращался в родное Людиново, вызывая головную боль у начальницы детской комнаты милиции.

— Чего тебе? — хмуро спросил Золотухин.

— Возьмите меня в отряд, — попросил мальчишка, и впрямь оказавшийся Семеном Щербаковым.

Золотухин по предыдущему опыту знал, что гонять таких ребят бесполезно, они способны приставать, как банный лист.

— А чем ты собираешься с немцами воевать? — осведомился он, вроде бы размышляя вслух. — Каким оружием?

— Так оружия я вам сколько угодно соберу, — ответил Семен, — и винтовок, и автоматов, в лесу всего хватает, а то и у немцев сопру.

— Вот когда соберешь, тогда и приходи, — спокойно предложил Золотухин.

— А снаряды, мины, гранаты сгодятся? — с явным оживлением осведомился оборвыш.

— Сгодятся, — согласился Золотухин и распрощался с пареньком, полагая, что навсегда.

Меж тем семнадцатого января 1942 года части Красной Армии под натиском превосходящих сил противника вынуждены были снова оставить Людиново и перейти на этом участке к обороне. Правда, не на прежние позиции — так, важный во многих отношениях город и транспортный узел Киров в двадцати четырех километрах к северу от Людинова вторично сдан не был.

Фронт здесь надолго, более чем на полтора года, прочно стабилизировался. Причем первая линия обороны гитлеровцев проходила от Людинова в восемнадцати километрах, а вторая — местами всего в семи. Город в прямом смысле слова стал прифронтовым, что определило и особую суровость в нем оккупационного режима.

Людиновский партизанский отряд, значительно разросшийся, отошел в глубь лесов, штаб его расположился близ деревни Волыни, а подразделения в деревнях Курганье, Еловка, Крынки, Косичино, Куява на правом берегу Болвы.

Немцы, разумеется, вовсе не собирались мириться с тем, что непосредственно в прифронтовой полосе, едва ли не на окраине Людинова, в каких-нибудь двенадцати-пятнадцати километрах от штаба их 339-й дивизии скрывается партизанский отряд, с тем, что жители окрестных деревень помогают им всем, чем могут, вплоть до того, что выпекают им хлеб. Дело, разумеется, было вовсе не в одном лишь ущемленном самолюбии немецких генералов. Такое положение — нахождение партизан в непосредственной близости от линии обороны — с военной точки зрения действительно нетерпимо. Фронтовое командование справедливо требовало от тылового ликвидировать вооруженные отряды русских у себя за спиной.