Сергей Мавроди - Тюремные дневники, или Письма к жене

Но тут судьба все-таки в последний момент вмешивается. Случается чудо. Хэппи-энд. Прямо, блядь, как в сказке.

Вбегает вдруг старший смены и говорит: «Это Мавроди? Верни ему все!» — Охранник даже растерялся. «Он же лекарства и записку от адвоката несет! Их изымать нужно!» — «Да на хуй тебе все это надо?! Пусть сам с ним разбирается!» («Сам» — это, как вскоре выяснилось, опер. По-местному, «кум».)

Охранник молча мне все возвращает, старший отводит меня в оперчасть и запирает там в бокс. Первое, что я делаю, это, естественно, рву в клочья эту дурацкую записку и в ярости швыряю в угол камеры. Потом тщательно просматриваю все остальные бумаги и рву на всякий случай еще парочку. Клочки тоже бросаю в тот же угол.

Сдираю ценники с лекарств и витаминов и пр. В общем, делаю то, что по уму должен был сделать с самого начала. (Если бы он у меня был, этот самый ум.) После этого уже спокойно сижу и жду вызова в оперчасть.

В оперчасти меня встречают три (!) опера. Только сегодня какие-то другие.

— Проходи, садись.

Ну, сажусь.

— Как дела? Как обстановка в камере?

— Нормально.

— Зачем деньги-то нес?

Я пожимаю плечами.

— Понятно. Сейчас не несешь?

— Нет.

— Ладно, посмотри у него пакет. В карманах ничего нет?

Я молча выкладываю носовой платок.

— Больше ничего?

— Нет.

— Сам виноват. Нечего было деньги носить. Доверия теперь к тебе никакого.

— А раньше было?

— И раньше не было. Ладно, пойдем, я тебя в бокс отведу. Кстати, я ваш опер. За вашу камеру отвечаю. Кум.

— Понятно.

— Ну, пошли.

Кум заводит меня в пенал и там запирает. Где-то через полчаса приходит охранник и отводит в камеру. Все! На сегодня все. На этот раз повезло.

Интересно… Значит, в карцер-то меня посадил, оказывается, не кум, а вероятно, какое-то его начальство. По-моему, у тех троих, что меня тогда шмонали, звездочек побольше было… Впрочем, о чем я думаю?

Начальство, не начальство, да какая разница? Все это, в сущности, совершенно не важно! А вот то, что я таким идиотом оказался — вот это действительно важно! Как? Как я мог допустить такой прокол? Ну, как!? Тюрьма. Тюрьма-тюрьма-тюрьма… «Процесс хуячит». Глупею на глазах, становлюсь рассеянным. Витаминов, наверное, не хватает. Или, там, белков. А может, и еще чего… Например, свободы…

Вот интересно, у меня здесь хоть один день пройдет спокойно?

Чтобы можно было просто полежать, почитать, поиграть в шахматы? Да просто отдохнуть! Или этот цирк шапито так и будет вечно продолжаться? Блядь! Это не тюрьма, а какой-то сумасшедший дом!

Короче, так. Двенадцать часов дня. Сижу за столом, спокойно пишу.

Сокамерники мирно спят. Телевизор этот блядский в кои-то веки выключен. В общем, идиллия. Совершенно неожиданно дверь камеры с грохотом распахивается и в камеру врывается целая толпа мусоров!

(«Ой, Вань, гляди, какие клоуны!») Шум, крики! «Всем встать! Почему спите днем? Быстро все на выход!» Я торопливо собираю со стола все свои бумаги, наскоро сую их в пакет и иду к выходу. Пакет по дороге кладу на шконарь. (Из камеры выйти с пакетом, естественно, не дадут.) Сокамерники же, похоже, вообще ничего еще толком не понимают и только спросонья хлопают глазами. «Быстрее! Встать! Не видишь, что перед тобой полковник!» Выхожу из камеры. В коридоре тоже полно мусоров. Опера, охранники… Похоже, здесь вообще сегодня вся тюрьма собралась! Да что, блядь, происходит? Теракт? Побег? Бунт? Хорошо, ну, а мы-то здесь причем? От нас-то им что надо?

Оказывается, никаких терактов! Просто внеочередная проверка из ГУИН (Главное управление по исполнению наказаний). Приехало какое-то высокое начальство и решило лично устроить шмон в одной из камер.

Естественно, в моей! Заодно уж, наверное, и на меня посмотреть.

Продемонстрировать, так сказать, на практике, как это делается.

Ну-с, всех нас проводят в конец коридора и запускают в пустую камеру. Точнее, в какое-то, блядь, грязное пустое помещение с цементным полом. Ни лавок, ни туалета — ничего! В нашей же камере тем временем разворачивается, похоже, нечто грандиозное. До нас приглушенно доносятся какие-то крики, треск, шум, с грохотом падает на пол что-то тяжелое (надеюсь, телевизор!) Такое впечатление, что камеру то ли ломают, то ли попросту разбирают на части.

Сокамерники подавлены. «Сколько сижу, никогда еще такого не было». — «Да, это конкретный шмон». — «А меня этот клоун за плечо ущипнул, когда про полковника орал. «Встань, когда перед тобой полковник!» Да на хую я видал этого полковника! Не могу! Меня всего аж подколачивает, гондоны заебанные! Суки!» Остальные вяло поддакивают.

Спросонья, второпях никто не успел толком одеться и сейчас начинают мерзнуть. В камере довольно прохладно. Полностью одет только я один. Так проходит примерно час. Все это время шум и грохот за дверью не смолкают ни на минуту. «Да что они там делают? Тюрьму, что ли, ломают?» Наконец лязгает ключ. Дверь открывается. «Кто дежурный по камере?» — «Я». — «Иди за мной». Дежурный уходит.

Каждый день на утренней проверке назначают дежурного по камере.

По какому принципу, я до сих пор так и не понял. По-моему, совершенно произвольно. По крайней мере, сам я был за это время всего два раза. Два дня подряд.

Через несколько минут наш дежурный благополучно возвращается и рассказывает следующее: «Захожу я в камеру. Этот главный гуиновец стоит на столе(!) и орет на местных ментов. «Гондоны! Хуесосы!

Отодрать то! Выбросить это!» Увидел меня: «Почему в камере столько книг?! Кто разрешил?» (Книг в камере в общей сложности штук десять.)

— «Да нас же тут шестеро!» — «Ну, и что? Одной книги вполне достаточно! Прочитаете — возьмете в библиотеке новую!» (Да… Это уже не Щедрин и даже не Гоголь! Это Фонвизин!) — «А где у вас холодильник?» — «У нас нету». — «Как это нету? К вам же сам Мавроди заехал! У вас тут должен двухкамерный холодильник стоять!» (Господи, и дались же им эти холодильники! Что на Бутырке, что здесь. На Бутырке блочный так прямо мне и сказал: «Я, мол, лично разговаривал с начальником тюрьмы, и он разрешил вам поставить в камеру два холодильника. И еще один мне — теще на дачу».)»

Наконец возвращаемся в камеру. Боже мой, что же в ней творится!

Все вещи вытащены из сумок, перемешаны и разбросаны на шконках. На полу мусор, известка… Известка-то откуда? Потолок они, что ли, долбили? На предмет «нычек» (тайников). Все наши жалкие полочки и коробочки (заботливо склеенные нами из пустых молочных пакетов и т. п.) исчезли, веревки, естественно, тоже. На чем теперь сушить белье — совершенно непонятно. Но самое ужасное — исчезла очередная заточка, с таким трудом только-только нами добытая у баландера. А это значит, что колбасу теперь опять придется ломать руками… Еб твою мать! Ну, что за твари!! Суки ебучие! (Мат, блядь, эти мудаки из Думы хотят, видите ли, еще запретить!)