Владимир Томсинов - Аракчеев

Алексей Андреевич, естественно, невзлюбил Марию Антоновну, но, вероятно, его все же не особенно беспокоила бы любовная связь императора с нею, если бы не одно важное обстоятельство: Мария Антоновна относилась к Аракчееву в высшей степени неприязненно, так что само это имя считалось в ее доме запретным, его не осмеливался произносить в ее присутствии даже сам Александр. В сей необычной ситуации граф вынужден был приложить старание для того, чтобы если не поссорить Александра с Нарышкиной, то хотя бы уменьшить ее влияние на государя.

Не найдя ничего лучшего, он пустился выслеживать их. Его интересовала любая деталь в поведении Марии Антоновны, которая могла бы выставить ее в дурном свете и тем ослабить влечение к ней государя. Труднее всего было Аракчееву выслеживать Александра и его избранницу на даче Нарышкиных. Но граф нашел выход: он вдруг страстно полюбил роговую музыку. Когда Его Величество отправлялся с Марией Антоновной на окраину Петербурга — туда, где располагалась нарышкинская дача, военный министр Аракчеев бросал свои служебные дела, садился в легкую, на высоком ходу коляску, запряженную четверкой тяжелых артиллерийских лошадей в ряд, сажал на передок своего адъютанта Петра Клейнмихеля и ехал по городу в направлении, в котором проехал император Александр. Но приехав на дачное место, Алексей Андреевич шел не к Нарышкиным, а к их соседу, камергеру царского двора Зиновьеву. Сидя на балконе зиновьевской дачи или на террасе между мраморных ваз с кустами роз, он делал вид, что слушает доносящуюся с дачи Нарышкина музыку, а сам внимательно наблюдал за Александром с Марией Антоновной.

На следующее утро при докладе императору Алексей Андреевич не упускал случая сказать что-нибудь едкое в адрес его избранницы и их взаимоотношений. Александр же, слушая эти едкости, молчал и улыбался.

Еще более ревниво следил граф за другим человеком из окружения императора Александра — Михайлой Михайловичем Сперанским.

Сын деревенского священника, Сперанский по окончании учебы в духовных учебных заведениях пошел в гражданскую службу и здесь в короткий срок достиг высоких ступеней. Начав службу в конце декабря 1796 года делопроизводителем генерал-прокурорской канцелярии в чине титулярного советника, попович в начале июля 1801 года был уже действительным статским советником, занимал должность управляющего экспедицией гражданских и духовных дел в канцелярии «Непременного Совета».

Еще во время царствования Павла I Сперанский приобрел славу умного, образованного чиновника, превосходно владеющего пером. Начальники его и даже сам император Павел постоянно поручали ему составлять разные важные бумаги, в том числе и тексты указов.

С сентября 1802 года Сперанский начал служить в только что образованном Министерстве внутренних дел в должности директора департамента. По поручению министра В. П. Кочубея, а в ряде случаев и по собственной инициативе молодой чиновник стал разрабатывать проекты государственных преобразований. К 1806 году Сперанский сделался широко известным в столичном обществе человеком. После заключения Тильзитского мира с Наполеоном император Александр начал приближать к себе поповича-реформатора, загораживаясь им, так же как и Аракчеевым, от разбушевавшихся сановников, недовольных его политикой. По камер-фурьерскому журналу видно, что в 1807 году Сперанский 6 раз приглашался на обед к Их Величествам, в 1808 году — 23 раза, а в 1809-м — 77. Для сравнения скажем, что Аракчеев приглашался в эти годы соответственно 30, 62 и 55 раз. В 1809 году Михайло Михайлович был уже тайным советником и наиболее близким к государю сановным лицом.

В биографиях Сперанского и Аракчеева имелось немало общего. Оба — незнатные, оба поднимались, опираясь более на собственные силы, таланты и трудолюбие. Своим умом, работоспособностью и исполнительностью завоевывали благорасположение высоких сановников — своих начальников, обращали их в покровителей себе. Граф Н. И. Салтыков, в дом которого Аракчеев был вхож как учитель графского сына, являлся владельцем села Черкутино Владимирской губернии, где жили родители Сперанского и где сам Михайло Михайлович родился.

В 1809 году Аракчеева объединяла со Сперанским и та враждебность, каковую испытывали они оба со стороны аристократии. Десятилетие спустя оба этих человека — две самые необычные фигуры на политической сцене России в первой четверти XIX века — сблизятся между собой и даже подружатся, и названная враждебность будет одной из главных причин их сближения. Но в рассматриваемое время Сперанский слишком близко стоял к императору и одним этим был уже Аракчееву неугоден.

Раздражение графа выскочкой-поповичем в течение 1809 года постоянно нарастало и в декабре разразилось скандалом. Сперанский в это время заканчивал проект образования нового Государственного Совета. Александр же пребывал поначалу в Твери, где жила любимая его сестра Екатерина Павловна, а затем перебрался в Москву. Михайло Михайлович высылал Его Величеству свой труд отдельными тетрадями. Он вкладывал их в конверт, адреса на нем не писал, а ставил лишь какую-то ложную печать и передавал камердинеру Мельникову, который надписывал на конверте адрес государя и отсылал его. Аракчеев, знавший об этом, чрезвычайно сердился. «Мельников — важный человек!» — язвил он. Но это было лишь начало.

Законченный проект учреждения Государственного Совета показали графу Салтыкову, князю Лопухину, графу Кочубею, а в конце концов и графу Румянцеву. Графу же Аракчееву ознакомиться с ним не дали. Возмущенный Аракчеев пошел к государю, и тот обещал распорядиться, чтобы Сперанский дал прочесть проект и ему. В назначенный час Алексей Андреевич приехал во дворец и стал ждать Сперанского, который должен был передать ему текст проекта. Михайло Михайлович вскоре приехал, но привез с собою лишь оглавление проекта и сообщил, что перескажет суть нового учреждения своими словами. Аракчеев пришел в страшный гнев, отказался что-либо слушать, наговорил Сперанскому грубостей и покинул дворец.

Сразу после этого он, бросив все государственные дела, уехал в свое имение и оттуда 24 декабря послал Александру письмо [151], в котором просил у Его Величества отставки с поста военного министра. Содержание письма не оставляет сомнений, что на данный шаг Аракчеева толкнуло не что иное, как уязвленное самолюбие:

«Всемилостивейший Государь! Пятнадцать уже лет я пользуюсь Вашими милостями, а сегодняшние бумаги есть новый знак продолжения оных, после сего мог ли я медлить прочтением столь важных государственных бумаг. — Я, Государь! прежде отъезда моего все прочитал и не осмеливаюсь их никогда иначе понять, как только сообразить свои собственные познания и силы с разумом сих мудрых установлений.