Михаил Водопьянов - Небо начинается с земли. Страницы жизни

– Продержитесь еще немного. Скоро Гитлеру капут!

Однажды «Товарищ» исчез и только через месяц появился снова, конвоируя партию заключенных на работу. Вечером все русские уже знали, что он отсидел в карцере за то, что отказался вступить в эсэсовские войска. Доверие к «Товарищу» настолько возросло, что Девятаев решил обратиться к нему за помощью в организации задуманного побега.

Мысль о побеге из фашистской неволи ни на один день, ни на один час не оставляла летчика – человека действия. Она, эта мысль, была неистощимым источником, из которого он черпал силы.

В бессонные ночи, на жестких нарах в душном смрадном бараке, где стонали и кричали во сне товарищи, Девятаеву мерещились воздушные схватки, слышался зов боевых друзей: «Мордвин! Мордвин!» Это была его кличка в воздухе. И он мысленно твердил себе: «Подожди, подожди, Мордвин! Выберешься!»

И вот за колючей проволокой на острове Узедом появился черноволосый, очень худой, истощенный парень. Выглядел Девятаев немолодым – скулы плотно обтягивала жесткая кожа, но глаза смотрели смело, с задором. Он вскоре подружился тоже с молодым человеком, мужественным младшим лейтенантом пограничных войск Иваном Кривоноговым, попавшим в плен в самом начале войны после того, как тринадцать суток с горсткой солдат героически защищал окруженный гитлеровцами блиндаж на западной границе советской страны. Пали уже многие советские города, а крошечный гарнизон продолжал вести неравный поединок. Последнего из них, оставшегося в живых, раненого, истекающего кровью, фашисты взяли в плен. Это был Кривоногов. В лагере он назывался Иваном Коржем и возглавлял подпольную организацию.

Летчик… Аэродром… Немецкие самолеты… У Кривоногова, сблизившегося с Девятаевым, возник дерзкий план.

«Из нашего лагеря не убежишь. Отсюда только птица может улететь», – хвастался местный «фюрер». Что ж, и человек может иногда стать птицей…

Девятаеву пришла в голову мысль, оказавшаяся приемлемой и для товарищей:

– А что если попросить «Товарища» подвести нас ближе к самолету и предложить ему улететь вместе с нами в Советский Союз?

Но кто знает, как мог обернуться этот разговор, и лётчик сказал Кривоногову:

– Ванюшка, иди ты к нему. Это будет надежнее… В случае чего… ты один…

Кривоногов понял, что в случае провала ему придется взять все на себя. Мешая немецкие и русские слова, он начал осторожно разговор с «Товарищем».

– Через два-три часа мы будем у нас. Вам обеспечена полная безопасность.

Конвоир радостно ответил:

– О, Советский Союз! Побывать там – это моя мечта.

Но тут же померк:

– Улететь с вами не могу. У меня большая семья: четверо детей, жена, отец и мать. Всех их уничтожат. Потерпите и вы. Скоро вас освободит Красная Армия…

Но узники не в силах были больше терпеть и придумали другой путь к свободе.

Фашисты считали остров Узедом особо секретным и важным военным объектом. Отсюда они запускали ракетные снаряды «ФАУ», здесь испытывали новые марки военных самолетов. Остров тщательно оберегали с воздуха. По всему его побережью стояли зенитные орудия. Но советские самолеты все чаще и чаще бомбили остров, и делали это весьма основательно. После каждого налета заключенных гоняли засыпать воронки от бомб, разбирать разрушенные здания, ремонтировать дороги и взлетную полосу на аэродроме. Краснозвездные самолеты задавали много работы. Вечно голодные узники падали с ног от усталости.

…О героическом полете из концлагеря десяти советских военнопленных на немецком самолете, ведомом Девятаевым, сейчас знают в народе. А вот о том, как долго и тщательно готовился этот небывалый полет на свободу, рассказывалось мало.

Обычно, когда лётчик садится на самолет новой марки, он тщательно изучает его схему, совершает несколько пробежек по земле, в первый раз поднимается в воздух с опытным инструктором. На тренировку уходит не один день. А тут замышлялся полет на тяжелом воздушном корабле с незнакомым мотором, с неведомыми приборами. Девятаев летал только на одноместных истребителях ЯКах да на «кукурузнике» – легком двукрылом ПО-2, когда его после тяжелого ранения перевели на время в санитарную авиацию. На тихоходной машине вывозил раненых партизан на Большую землю, пока снова не добился разрешения взвиться в небо на «ястребке». В пилотской кабине бомбардировщика ему даже не приходилось бывать. Пленный лётчик стал присматриваться к вражеским машинам. Не упускал он случая, счищая снег с самолетов, заглянуть в кабину. Однажды посчастливилось увидеть, как немецкий лётчик то включал, то выключал моторы, видно опробуя их. Девятаев запомнил последовательность его действий.

Возле аэродрома находилось «кладбище» разбитых самолетов, но подойти к ним было нелегко. Девятаев пошел на хитрость. Он попросил разрешения у конвоира сбегать по нужде, скрылся за самолет и сорвал табличку с приборной доски.

Иван Кривоногов вспоминает: «Ох, и доставалось же Михаилу в эти дни! Сейчас только удивляешься, как мог человек выдержать такое! Днем он работал вместе со всеми, а вечерами заучивал немецкие названия, вычерчивал мысленную схему расположения приборов и все думал, думал, думал… от нервного напряжения он совсем перестал спать и слабел на глазах».

Задуманный побег чуть не сорвался из-за того, что его главный исполнитель, выбившись из сил, упал во время работы. Было это на аэродроме. С моря дул пронзительный ветер. Валил мокрый снег и большими комьями налипал на деревянные башмаки, в которые были обуты лагерники. Они тащили к самолету тяжелую маскировочную сетку. У заключенного № 3234 подкосились ноги, и он свалился на снег. Конвоир стал бить его прикладом, но Девятаев не в силах был подняться. Охранник вскинул к плечу винтовку и стал целиться в него. Упавших на работе фашисты беспощадно убивали – что за толк в невольнике, если он не в силах трудиться.

Находившийся рядом Кривоногов успел шепнуть летчику в ухо:

– Мишка, вставай! Застрелят тебя сейчас, и все наше дело пропало. Поднатужься, Мишка, дорогой!..

Девятаев встал сначала на колени, потом, отдышавшись, поднялся во весь рост и поплелся дальше.

Ночью в бараке, когда заснули почти все его обитатели, состоялось собрание подпольной организации коммунистов.

– Давайте, товарищи, обсудим, как нам подкормить Девятаева. Он совсем плохой, и без него мы пропадем, – сказал Кривоногов.

Заключенные в лагере были очень истощены. Им выдавали на день по двести граммов полусырого, тяжелого, как глина, хлеба, и утром и вечером по миске супа из кормовой свеклы и черных капустных листьев. Вот и все, что они получали. Достать что-нибудь съестное было совершенно невозможно.