Михаил Водопьянов - Небо начинается с земли. Страницы жизни

Закусив губу, Фарих пробурчал:

– Хорошо, только сообщите сначала правительству.

– Сообщайте, если вам нужно. Я отвечаю за свои поступки, как командир.

Дискуссия и дисциплина несовместимы.

Самолет Фариха был передан «безлошадному» военному летчику Бастанжееву.

С машин Р-5 сняли пулеметы и бомбардировочную аппаратуру, освободившееся место заняли техники. Пять самолетов – пятнадцать человек.

Таков был отряд, за продвижением которого следила вся Советская страна, весь мир.

Двадцать первого марта пять самолетов развернутым строем, римской пятеркой, вылетели из Олюторки.

Стоял ясный, морозный, зимний день. Но в Арктике погода капризна и изменчива.

Стартуя, лётчик того времени не знал, какая погода ждет его впереди, в каких-нибудь ста километрах. Поначалу ясно, а через несколько минут ветер и снег заведут свой нескончаемый хоровод.

Самолеты шли над Корякским хребтом. Под ними проносились горные вершины, то остроконечные, как пирамиды, то пологие, покрытые сверкающим на солнце снегом, с темными пятнами ущелий.

Как всегда, над горами болтало. Машины шли, словно спотыкаясь о невидимые воздушные ямы и кочки. Вернее, не шли, а ползли. Сильный ветер бил в лоб, снижая скорость до семидесяти километров в час.

Сказывалась перегрузка. Каждый лётчик взял с собой бензин на десять часов полета, спальные мешки, лыжи, паяльную лампу и трубы для обогревания мотора, запасной винт для самолета, примус и полуторамесячный запас продовольствия на случай, если придется затеряться в тундре.

Каманин собирался добраться из Олюторки до Майны-Пыльгина за три часа. Добрался за шесть.

Когда наконец приземлились в крошечном чукотском: селении, Молоков, этот на редкость спокойный, немногословный человек, тихо сказал:

– За все это время я не видел ни одного клочка земли, где бы можно сесть так, чтобы не поломать машину и не разбиться самому.

В Майне-Пыльгине летчики узнали, что базу спасательной экспедиции перевели из Уэллена в Ванкарем. Значит, надо менять маршрут, лететь не через залив, а над горами Паль-Пальского хребта. Оказался в поселке и бензин, но не того сорта, которым обычно заправляют самолеты. Попробовали горючее, моторы работали не так, как хотелось бы, но все же пропеллеры вращались. К тому же этот грязный бензин испортил пусковое приспособление на самолете Бастанжеева. На ремонт требуется сутки, а надо спешить. И погода на редкость хорошая, голубое небо так и зовет в воздух. Ждать нельзя.

Каманин коротко сказал Бастанжееву:

– Догонишь нас!

Но он не сумел догнать.

Уже не пять, а четыре самолета пошли над горами.

И только три из них долетели до Анадыря.

Над хребтом была страшная болтанка. Моторы меняли «голос»: то переходили на «шепот», то надсадно ревели. Словно неведомая сила подбрасывала машины легко, как мячики, в высоту и камнем швыряла вниз. Казалось, они вот-вот зацепятся за вершины гор. Казалось, не будет конца этим чертовым качелям.

Еще труднее было лететь, когда неожиданно надвинулись серые облака, окутавшие каменные вершины. Пришлось идти вслепую, по приборам, в сплошной белесой мгле.

Когда вырвались наконец из облаков и вместо гор под крылом забелела ровная тундра, словно стол, покрытый накрахмаленной скатертью, Каманин увидел, что за ним летят только две машины. Самолета Демирова не было.

«Не выдержал, вернулся, – подумал молодой командир отряда. – Он еще мало тренировался в слепом полете».

Много позднее выяснилось, что действительно так и было.

В Анадыре – большом, по условиям тогдашнего Севера, городе с населением в… семьсот человек, летной погоды пришлось ждать шесть суток. Свирепствовала пурга, подымая тучи белой пыли, по-разбойничьи свистел ураганный ветер, бросая в лицо колючую, слепящую снежную крупу. Тут не только не полетишь, а и шага не сделаешь. За шесть дней одноэтажные дома в Анадыре занесло вместе с крышами, из одного в другой прокапывали под снегом что-то вроде подземных ходов.

Воспользовавшись первым же просветом в небе и попутным ветром, 28 марта отряд пошел на штурм Анадырского хребта. Собственно говоря, это был уже не авиационный отряд, а летное звено – одно правое крыло римской пятерки.

Через час с вершины хребта навстречу летчикам спустилась и замела жесточайшая пурга. Гор не видно. Какую брать высоту – неизвестно, карта не дает сведений об их вышине.

«Если бы я пошел вперед, все остальные самолеты пошли бы за мной, – записал Каманин в дневнике. – Имею ли я право вести отряд в облака, не зная высоты хребта?

Мы можем врезаться в горы и тогда – конец. Имею ли я право рисковать нашей жизнью и машинами, когда мы так близки к цели? Нет! Что же делать? Вернуться в Анадырь? И это не подходит… Решил не идти ни вперед, ни назад, а сел тут же вблизи чукотских яранг».

Чукотское селение из пяти яранг, стоявшее среди бесконечной тундры, называлось Кайнергин.

Чукчи выбежали навстречу крылатым гостям и остановились метрах в ста от самолетов, не решаясь подойти ближе. Наконец один из них, помоложе и посмелей, шагнул вперед и неожиданно крикнул по-русски:

– Здравствуйте!

Только он один немного говорил по-русски и назвал себя «секретарем колхоза» Тынтыгреем. Этот «секретарь», кстати сказать, не умел ни читать, ни писать.

– Пишут нам все в Анадыре, – объяснил Тынтыгрей.

Чукчи помогли закрепить машины и радушно пригласили авиаторов к себе в ярангу. Но те не могли усидеть в ней одной минуты. Там стоял невыносимый запах гниющего мяса. Чукчи тогда мясо не солили. Убьют моржа, притащат в ярангу и месяцами едят его сами и кормят им собак.

Летчики собрались было ночевать на снегу, но нашелся полусгоревший остов яранги. Его покрыли моржовыми шкурами – все-таки крыша над головой.

В гости к гостям пришли все жители Кайнергина. В новой яранге – яблоку негде упасть. Пилоты сварили чукчам целое ведро какао, угощали их галетами. Потом начался русско-чукотский концерт. Несколько чукчанок встало в круг. Они танцевали без всякой музыки, время от времени издавая гортанные звуки, раскачиваясь и подпрыгивая на месте. Мужчины показывали в танце, как они охотятся на моржей и медведей.

Когда стало темнеть и вьюжить, чукчи, очень довольные вечером, разошлись по ярангам, а летчики залезли в свои спальные мешки и тотчас же крепко заснули.

Каманин проснулся первым и забеспокоился – который час, не пора ли лететь дальше? Он высунул голову из мешка и не поверил своим глазам. Над ним – темное, беззвездное небо. Снег бьет в лицо. Воет ветер. На местах, где лежали товарищи, сугробы снега высотой в полметра.

Под снегом было тепло, а как только вылезли из мешков, почувствовали холод.