Михаил Водопьянов - Небо начинается с земли. Страницы жизни

Будущий прославленный лётчик родился в многодетной крестьянской семье, в деревне Ямсковичи, Кингисеппского уезда, вблизи Петербурга.

В этих местах часто проводились маневры войск Петербургского военного округа. Маленький Маврикий с восхищением глазел на гвардейские полют пехотинцев и проносившихся рысью на красавцах-конях кавалеристов. Не было для него лучшей музыки, чем марши духовых окрестров. И самой увлекательной книгой являлся потрепанный «Учебник унтер-офицера», который он случайно раздобыл.

Мальчик решил обязательно стать военным и, конечно, не солдатом, а офицером. Так он и заявил домашним.

Отец рассмеялся:

– Молодо-зелено. Мы с тобой, Маврикий, мужики. Нашему брату попасть в офицеры – дело невозможное… Ты учись лучше, в люди, может, и выйдешь…

«Выходить в люди» Маврикию не хотелесь. Он мечтал «выйти в офицеры». А учиться его отдали в торговую школу. Вероятно, родители полагали, что изучение коммерческого счетоводства отобьет у мальчишки желание стать военным. А он после уроков, тайком от учителей, в сотый раз перечитывал «Учебник унтер-офицера».

Самостоятельную трудовую жизнь Слепнев начал работой на заводе электрической аппаратуры. А по вечерам, до глубокой ночи, сидел над военной литературой, стремясь постичь тайны стратегии Фридриха Великого и понять ошибки Наполеона.

Настойчивый был парень Маврикий Слепнев!

И сдал-таки крестьянский сын экзамены экстерном за полный курс кадетского корпуса. Но право на офицерский чин это не давало. Мечта о золотых погонах не продвинулась ни на пядь.

Должно быть, мало кто так обрадовался начавшейся империалистической войне, как Маврикий. Он стал «вольнопером» – как солдаты звали вольноопределяющихся. А затем поступил в школу прапорщиков, которую окончил с отличием. По положению, ему предстояло служить в гвардии. Но на вопрос о движимом имуществе он вынужден был ответить, что «сведений об этом не имею», и офицерское собрание лейб-гвардии Волынского полка отказалось принять в свою среду бедняка.

Девятнадцатилетний прапорщик Слепнев вместо гвардии оказался в Чите, откуда повел маршевую роту на фронт. Я видел фотографию Маврикия того времени. Молоденький, безусый офицерик, перетянутый ремнями портупеи, при шашке, револьвере, полевой сумке, с компасом на руке, должно быть, казался сам себе очень грозным воякой, а на самом деле был чуть смешон. Во всяком случае, он был несказанно горд форменной одеждой, волновавшей его воображение с детских лет. Он стал все-таки офицером!

Но очень скоро на галицийском фронте мальчишеская романтика развеялась как дым. Вот как писал об этом сам Слепнев:

«Первое же знакомство с войной опрокинуло все мои представления о войне, почерпнутые из учебников. Я представлял себе великолепно оборудованные окопы, стройные атаки под барабанный бой и гром оркестров. Мне рисовались красочные боевые столкновения, когда сражающиеся идут друг на друга со штыками наперевес. Ничего этого не было. Были дрянные канавы, полные воды и грязи, именуемые окопами, был лес, наполненный свистом пуль и ревом снарядов, были кровь и смерть. Никакого противника с развевающимися знаменами не было видно. Война оказалась кровавым и тягостным ремеслом».

Маврикию Слепневу в течение ряда лет пришлось досконально изучать военное ремесло.

Едва прибыв на фронт, он организовал и возглавил команду разведчиков. За храбрую вылазку прапорщик получил первый офицерский орден – Анну 4-й степени, темляк на шашку, или, как его запросто называли, «клюкву».

Десятки раз участвовал Слепнев в боях среди болот Полесья, в горах Буковины, на полях Добруджи. Дважды был ранен, а полученная тогда контузия дает о себе знать и по сей день.

На фронте, в Румынии, Слепнев впервые столкнулся с авиацией. Он познакомился и подружился с командиром авиационно-истребительного отряда. Тот подал ему мысль стать летчиком. Но по тем временам это было не так просто. На заре авиации «шикарная» профессия пилота была доступна лишь дворянам или очень богатым людям. Служба эта считалась героической и романтической, выдвигала в число «избранных». Но в ходе войны сынки имущих, опасаясь за свою жизнь, перестали пополнять ряды авиаторов. Уж очень много русских летчиков погибало в схватках с авиацией противника. Самолетов у немцев было больше, чем у нас, и были они быстроходнее и маневреннее. Прапорщика военного времени, подавшего, «на всякий случай», рапорт о приеме в авиационное училище, неожиданно для него зачислили в Гатчинскую летную школу.

Не следует забывать, что в ту пору какой-либо методики подготовки летчиков не существовало. Учили их «чему-нибудь» и «как-нибудь». Школу тогда заканчивали быстро, уже к концу второго месяца обучения учлет садился в самолет и начинал рулить по аэродрому. Чтобы машина случайно не взлетела, на крыльях подрезалось полотно. Так и катались будущие пилоты вдоль железной дороги. Они стремились в небо, но им тоже «подрезали крылья».

После двух недель надоевшей рулежки Слепнев сел в машину вместе с инструктором, имевшим казачье офицерское звание – хорунжий.

Собственно говоря, «сел в машину», с нашей точки зрения, – понятие весьма условное. Самолеты, похожие на сваленные набок хрупкие этажерки из деревянных реек, полотна и проволоки, поставленные на велосипедные колеса, не имели кабин. Летчик, привязанный ремнями, садился верхом на жердочку и упирал ноги в рычаги поворотов. Ветер свистел со всех сторон, а между ног можно было видеть проплывающие внизу пейзажи.

Хорунжий оседлал вторую жердочку и с издевкой посоветовал:

– Ну, Слепнев, пишите письма родителям. Авиация – дело серьезное. Это вам не в кустах сидеть с разведчиками.

Летали тогда очень низко. Приходилось огибать колокольню Гатчинской школы, ибо подняться выше нее не рисковали.

Я так подробно рассказываю о первых шагах Слепнева в небе потому, что они типичны для наших авиаторов старшего поколения. Летным мастерством им приходилось овладевать, так сказать, «на ходу», в процессе работы, которая ставила перед ними все новые и новые задачи. Тут уже все зависело от настойчивости, смелости, дисциплинированности, знания техники, «летного таланта».

Маврикий Слепнев обладал всеми этими качествами, позволившими ему впоследствии вырасти в незаурядного летчика.

…После февральской революции молодой военный лётчик нацепил красный бант и из «их благородия» превратился в «господина офицера». Вряд ли он понимал по-настоящему, что происходит. Однако охотно выступал на солдатских собраниях и, как сам вспоминает, «с большим пылом разъяснял, что имеются государства, которые обходятся без царей и управляются народом». А каким образом это осуществляется – не имел понятия.