Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

Тынянов строит роман, как алгебраическую формулу, в которую вместо букв можно подставить любое значение - любые цифры, яблоки, поезда, бассейны или другого человека. Но всегда ли бывает так, только так, или так писать можно было только о Грибоедове, частный случай которого, его эмпирическое, арифметическое значение Тынянов превращает в абсолютную формулу исторического процесса? "Все повторяется,- думает писатель.- Ветер возвращается на круги своя". Это торжественно и безнадежно, как Екклезиаст...

Грибоедов изображен в романе не только как исторический деятель, не только как человек в истории, даже такой, в которой начали осуществляться самые плохие ожидания, но главным образом как общечеловеческое, внеисторическое начало, как категория. Необычайная значительность романа именно в том, что частный, единичный случай превращен в широкое обобщение. И этот случай нужен как один из двух возможных вариантов в решении проблемы интеллигенции и революции.

Создавая роман о дипломате, Тынянов использовал все преимущества, которые давала эта профессия для его концепции Грибоедова.

О дипломатах у Тынянова сказано: "Отъединенные, отпавшие от людей в экстерритори-альных... дворцах, они выработали особые приемы поведения".

Отъединенный, отпавший. Желтая персидская пустыня... Зеленая русская пустыня... Грибоедов. Грибоедов в пустыне.

Его действия уходят из реальных обстоятельств времени и превращаются в знаки вещей - бесконечных и внеисторичных. "Дипломаты экстерриториальны, оторваны. Поэтому каждое вседневное человеческое действие превращается в особый обряд. Обыкновенный обед вырос у них до безобразных размеров Обеда".

Тынянов ищет стилистический эквивалент материалу и строит книгу о дипломате по законам его деятельности.

Роман построен как дипломатическая комбинация.

Дипломатическая комбинация построена так:

"Как африканские туземцы, в начале XIX века добывавшие яд, который они называли "кока", и опьянявшиеся им, шагали в бреду через щепочки, потому что они казались им бревнами, - так дипломаты поднимали в своих бокалах не портвейн или мадеру, а Пруссию или Испанию".

Главная дипломатическая комбинация романа заключается в том, что герои его притворяются обыкновенными людьми, а на самом деле они несут миссию всечеловеческого обобщения, что обыкновенные действия, понятные всем людям, на самом деле таят в себе глубокий, невидимый для всех людей смысл, что эти действия и являются настоящими, но они скрыты и многозначительны, что люди, поднимающие в своих бокалах портвейн или мадеру, на самом деле поднимают судьбы времени и России, и в бокалах их не вино, а кровь повешенных и сосланных и его, Грибоедова, кровь. Главная комбинация романа - это его многозначительность и спрятанность под обыкновенными вещами судеб людей, государств и эпох.

Тынянов сам показывает способ, которым он пользуется для превращения простого факта в многозначительный, имеющий особое значение. Проходя вечером мимо дома, в котором пишет Нина, Грибоедов заглядывает в освещенное окно. "Там мелькали иногда: лоб, волосы, видны были движущиеся руки, но всего лица, всей фигуры не было видно... То, что было в комнате, внутри, простою фразою: "Дай мне, Дашенька, ту книгу!" или: "Мне надоело, Дашенька, мое платье", то здесь, в обрывках и со стороны, получало особое значение" (курсив мой. - А. Б.).

"Один дипломат сказал: все настоящие бедствия рождаются из боязни мнимых".

В романе Тынянова настоящие бедствия рождаются из боязни мнимых.

Настоящим бедствием оказывается то, что служение Грибоедова родине присваивается самодержавной монархией. Настоящие бедствия - это бесплодие, умирание. Это путь от "былых страстей" к "холодному лику", Эти настоящие бедствия в романе рождаются из боязни мнимых: из боязни показаться смешным своей верностью "иллюзиям".

О Грибоедове-писателе в романе не говорится почти ничего. Грибоедов в романе - дипломат. То, как говорится о его писательстве, и еще больше, как умалчивается, очень похоже на то, что в доме повешенного не говорят о веревке. Об этом нельзя говорить. Когда заговаривают, он бледнеет. Он попробовал и отдернул руку: "Грузинская ночь", трагедия, ямбы... "Пушкин промолчал..." Потом сказал: "Завидую вам". Крылов заснул, слушая трагедию: "...ничего но сказал Крылов, уронивший отечную голову на грудь". "Высокая, высокая трагедия..." - сказал Булгарин. И как-то вдруг стало ясно, что она не нужна.

Сначала он борется с этим. Он успокаивает себя: "Трагедия была прекрасна". Потом через три страницы оказываемся: "Трагедия была дурна".

А незадолго до того, как решено, что трагедия прекрасна, Тынянов пишет несколько как будто бы непритязательных строк. Но в "Смерти Вазир-Мухтара" непритязательных строк нет. В романс стиховеда Тынянова, как в стихе, учтено все. Писатель извлекает из слова разнообразные обертоны значений. Для того чтобы не сказать сразу всего, а только заставить насторожиться, он в ответственных местах перекрывает главную тему побочной, начиная ее словом, которое в первое мгновение, по инерции восприятия, в интонации первой темы воспринимается как относящееся к главной, а не побочной теме. Таким образом, главная тема оказывается окрашенной свойствами побочной. Сделано это так:

"Трагедию он, во всяком случае, докончит и напечатает. Но вот какова она? Нужны переделки.

Что-то пустовата (курсив мой. - А. Б.) его квартира и холодна. Сашка тоже не топит.

Он приказал Сашке затопить камин, подождал, пока тот отгремит дровами и кремнем, и уселся.

Он взял листки и начал их перебирать. Трагедия была прекрасна".

Между "Горем от ума" и "Грузинской ночью" путь был длинный, унылый, как из Петербурга в Тейран. И шел он этим путем шесть лет. "Может быть, поэзия стала совсем не та, пока он терял время с Аббасом-Мирзой", - думает Грибоедов. А за это время Пушкин написал южные поэмы и "Бориса Годунова".

О том, что был написан "Борис Годунов", и о том, что Грибоедов (да еще вместе с Мицкевичем!) присутствовал на пушкинском чтении трагедии, Тынянов не говорит ни слова.

Тынянов старательно обходит литературу.

Если он и говорит о ней, то всегда как о неудаче.

Литература в романе только неудачная, ошибочная, умирающая. Поэтому "Горя от ума" и "Бориса Годунова" в нем нет, а есть "Грузинская ночь".

"Грузинская ночь" идет у Тынянова как тема неудачи и умирания Грибоедова-писателя.

Тема начинается в том месте романа, где происходит перерождение поэта в чиновника. Одна из мотивировок перерождения и одна из причин его отъезда в Персию - отчаяние от своей немоты. "Умею ли я писать?.. Отчего же я нем, нем, как гроб?" Чтение трагедии Грибоедовым - это попытка утвердиться, укрепиться в литературе, победить и в случае победы уйти в литературу, остаться в России. Нужна была большая, шумная, признанная победа. Поэтому на обеде, когда он читает трагедию, названы не все присутствующие (а этот обед был событием для позднейших мемуаристов), но именно представители наиболее значительных литературных партий, в борьбе с которыми решались литературные судьбы: Булгарин и Греч, братья Полевые, Крылов, Пушкин. Победа была необходима. Она была необходима не только его обиженному литературному тщеславию, но его скудной вере в необходимость жить. Грибоедов проигрывает битву: литература "была в чужих руках". Проиграв литературу, он пытается взять реванш на поприще, где нужны "способности человека государственного".