Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

"Он схватил за руку испуганного доктора и просил настоятельно помощи, громко требуя и крича на него: "Да понимаешь ли, мой друг, что я жить хочу, жить хочу".

Так умирал Ермолов, законсервированный Николаем в банку полководец двадцатых годов.

И врач, сдавленный его рукой, упал в обморок".

Ему было восемьдесят девять лет.

Между Ермоловым "Кюхли" и Ермоловым "Вазир-Мухтара" - восемь лет. Между отставкой и встречей с Грибоедовым - немного более года. И вот "тот любезный, искательный Ермолов, который при Александре владел Кавказом, замышлял войны, писал нотации императору, грубиянствовал с Нессельродом, более не существовал". А дальше сказано: ".. .не должен был по крайней мере. Каков же был теперешний? .." "Не должен был" - это мнение Грибоедова. "Теперешний" же был такой:

"Он закрыл глаза, и все вдруг на нем заходило ходенем: нос, губы, плечи, живот. Ермолов спал. С ужасом Грибоедов смотрел на красную шею, поросшую мышьим мохом. Он снял очки и растерянно вытер глаза. Губы его дрожали. Минута, две. Никогда, никогда раньше этого не бывало... За год отставки..."

Но Тынянов даже в "Вазир-Мухтаре" не особенно настаивал на том, что Ермолов сломлен. Тынянов настаивает на том, что сломлен Грибоедов. Ермолов же не сломлен, а "ошельмован".

Новое время, наступившее после расстрела восстания, сделало с Ермоловым то, чего "никогда, никогда раньше... не бывало", - физически надломило его. Сломленным нравственно оказался Грибоедов. Ермолов же был "низверженным монументом". Но "храм оставленный - все храм, кумир поверженный - все бог". И поэтому "недовольные генералы", которых вместе с ним "тоже убрали на покой", шли к Ермолову:

"Бренча саблями или, если уж они были в отставке, просто дергая плечами, они хрипели вокруг низверженного монумента.

Они собирались в Москве к нему на Пречистенку, как тамплиеры в храм, как христиане в катакомбы. И монумент их благословлял".

Низверженный монумент сохранил право говорить людям то, что он о них думает. Грибоедову он говорит: Молчалив.

Тынянов в "Смерти Вазир-Мухтара" сталкивает ошельмованного Ермолова со сломленным Грибоедовым на декабристской теме, на "прошлом". Оказывается, что Ермолов верен "идеалу". ("Идеал" Ермолова следует, конечно, видеть не в приверженности Пестелю. Полководца и декабристов связывала главным образом оппозиция александровскому режиму.) Но так как он встречается с Грибоедовым в последекабрьскую, зацветшую изменой пору, то его верность "прошлому" снимается "изменой" России в персидской войне, которую он как бы готов был совершить.

"Аббас-Мирза глуп, - сказал он, - позвал бы меня к себе в полководцы, не то было бы. Меня ж чуть в измене здесь не обвиняют, вот бы он, дурак, и воспользовался...

Сидя за столом, он командовал персидской армией".

Позже это повторено еще решительнее. "Ермолов разрабатывал персидский план войны против России", - думает Грибоедов, пораженный противоестественностью всего происходящего.

Вся сцена дана через Грибоедова, и Грибоедов в этой сцене смущенно оправдывается. Он только делает вид, что не собирается оправдываться, и в доказательство своей независимости он "сел в кресло и закинул ногу на ногу". Но за восемь строчек до того, как он сел и закинул ногу на ногу, сказано, что при появлении Ермолова на пороге "Грибоедов шагнул к нему, растерянно улыбнувшись". В восьми же строчках происходит следующее. Ермолов вошел и остановился. Грибоедов подумал, что Ермолов его не узнал. Ермолов опровергает его. Вместо ожидаемого объятия Ермолов "всунул" ему руку. Ермолов сел за стол "и немного нагнулся вперед с видом: я слушаю". Такого приема Грибоедов мог, конечно, ожидать, но хотеть не мог. За это время проходит растерянность, он успевает овладеть собой, взять себя в руки, надеть маску и убедить себя в том, что оправдываться не намерен. Свое посещение он объясняет тем, что пришел проститься. Ермолов молчит. Тогда он начинает оправдываться: "Вы обо мне думайте, как хотите, а я просто в несогласии сам с собой, боюсь, что вы сейчас вот ловите меня на какой-нибудь околичности - не выкланиваю ли вашего расположения. И вы поймите, Алексей Петрович: я проститься пришел". Ермолов молчит. Человек, делающий блистательную карьеру, выкланивает расположение у ошельмованного старика? Какой прок от его расположения? Другой скорее бы подумал о неприятностях... Но Грибоедов выкланивает расположение. Он выкланивает прощение. "Питомец не сморгнул глазом, когда полководца уволили: остался цел и невредим, а потом вознесся". Теперь питомец выкланивает расположение у своей совести. Ермолов говорит: Молчалин. И Грибоедов уходит от Ермолова, "прямой и чопорный", и "у него было скучающее, рассеянное выражение лица, как бывало в Персии, после переговоров с Аббасом-Мирзой". Но после переговоров с Абба-сом-Мирзой ("величайший азиатский полководец и дипломат") скучающее и рассеянное выражение было маской.

Все в грибоедовском недипломатическом монологе, обращенном к Ермолову, странно: откровенность, прерывающийся голос, попытка оправдаться. Но особенно удивительна фраза: "Скоро отправляюсь, и надолго". Перед Этим все время настойчиво повторяется, что еще ничего не было решено, в том числе, что он будет делать, куда поедет и поедет ли вообще. "Странный способ ловить решение - на визитах" - это он сам неожиданно догадывается, что посещает друзей своей молодости, чтобы узнать, что делать. Встреча с Ермоловым убедила его в том, что оставаться нельзя, что нужно уезжать. Он пришел проститься с Ермоловым, а оказалось, что он простился со своим прошлым, простился со своей молодостью. А новая дорога была дальней и трудной, и отправился он навсегда.

А перед тем, как встретиться с Ермоловым, Грибоедов останавливается у его дома и смотрит - настороженно и подозрительно.

"Уже самый дом несколько поражал своей наружностью... Корпус был приземист, окна темноваты, парадная дверь тяжела и низка...

Дверь глядела исподлобья, подавалась туго и готова была каждого гостя вытолкнуть обратно, еще и прихлопнуть".

Впоследствии разъясняется, что дом похож на хозяина, а дверь еще до встречи с хозяином говорит прямо, какой прием ждет гостя.

"...еще и прихлопнуть.

Особенно его".

Так Тынянов путешествует по времени - от "Кюхли" до "Смерти Вазир-Мухтара". Через Петровскую площадь, на которой "переломилось время".

Герои "Кюхли", оставленные автором до поражения восстания, появившись в "Вазир-Мухтаре", кажутся неузнаваемыми. Происходит это из-за различий между вторым и первым романами и из-за непохожести последекабрьского и преддекабрьского времени.

Умирают Ермолов и Кюхельбекер, умирает Грибоедов, умирает Тынянов.

Но Грибоедов, за которого так жестоко обиделись на автора "Смерти Вазир-Мухтара", продолжает существование.