Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

Одиночество Вазир-Мухтара иное. Грибоедов вспоминает друзей и пишет письма с просьбой о помощи им. Но друзья в какой-то другой реальности между ним и друзьями непроходимая пропасть времени. Он одинок.

Мотивировки одиночества в "Кюхле" связаны с естественно отобранным реальным материалом - судьбой героя: побегом, крепостью, Сибирью, а в "Вазир-Мухтаре" со специальным отбором материала, связанным с авторской убежденностью в том, что поражение восстания, эпоха реакции не только растаптывает человеческую душу, но и разрушает естественные связи между человеком и другими людьми.

Люди, ушедшие из "Кюхли" до восстания, попадают во второй роман контуженные картечью, просвистевшей 14 декабря. Как будто, пока Кюхельбекер сидел в крепости, они пролежали в госпиталях и выписались инвалидами.

Люди в "Вазир-Мухтаре" - те же люди, что и в "Кюхле", и история во втором романе не другая история, а та же, что и в первом. Но в "Кюхле" главное - это то, что человек делает в истории, в "Смерти Вазир-Мухтара" что делает история с человеком. "Смерть Вазир-Мухтара" - это роман, написанный в страдательном залоге: в нем рассказано не то, что делает человек, а что делается с человеком. История "Вазир-Мухтара" какая-то уж очень самостоятельная и независимая.

В отличие от "Кюхли", где история проходит цепью крупных событий, описанных обстоятельно и подробно, в "Вазир-Мухтаре" исторических событий нет, а есть только исторические герои. Вместо изображения исторических событий предлагается рассказ о том, как человек реагирует на происходящее. Эта книга о закономерностях, которые выше истории, о процессах, которые управляют ею; все, что происходит в книге, происходит как бы после истории. Все заканчивается вместе с разгромом восстания, а после разгрома начинается выяснение отношений героев к истории. Во втором романе люди умирают от ран, полученных в первом. После разгрома восстания в "Кюхле" параллельно идут две истории: одна за стенами крепости, другая в крепостной одиночке. "Он пишет статьи, в которых сражается с литератора-ми, давно позабытыми, и хвалит начинающего поэта, который давно кончил... Все тот же Дельвиг в его глазах, ленивый и лукавый, все тот же быстро смеющийся Пушкин и та же веселая, легкая и чистая, как морской воздух, Дуня". А за стенами крепости своя история: "умер Дельвиг", "какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина", "решилась не ехать" к нему Дуня.

История раздваивается, разлагается. Она разделена на две неравные части - большую и малую. В "большой" истории, в России, происходят события огромного значения, а в "малой", в Сибири, - незначительные. Между событиями "большой" и "малой" истории соблюден масштаб: события петербургской истории переносятся на сибирскую карту крохотными значками: "...в январе 1837 года у почтмейстера Артенова веселье... Дронюшка нашла себе жениха, выходит замуж за Вильгельма Карловича Кюхельбекера". "Через месяц после свадьбы Вильгельм узнает, что какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина". В "большой" истории убийство Пушкина, в "малой" - свадьба Кюхельбекера, там Дуня, здесь Дронюшка. Подчеркнутая единовременность убийства Пушкина и женитьбы Кюхельбекера вызвана уверенностью писателя в том, что после тяжелых общественных потрясений стирается исторический рельеф и утрачиваются различия между большим и малым. Эта мысль окажется чрезвычайно устойчивой. Она приведет к тому, что в "Вазир-Мухтаре" история окажется серьезно поправленной психологией, в "Малолетном Витушишникове" любовная неудача царя окажет существенное влияние на судьбу государства, а в "Восковой персоне" деяния Петра I встанут рядом с монстрами и натуралиями. Но в "Смерти Вазир-Мухтара" и рассказах уравнение великих и незначительных событий приводит не к снижению великих, а к возвышению незначительных. Все события во втором романе и рассказах приобретают повышенное значение. Вот два исторических ряда в двух романах.

"Кюхля":

"В 1819 году блеснул кинжал студента Занда... Вся Европа знала, что Зандов удар падает на Александра и Меттерниха...

Вслед за кинжалом Занда засверкал стилет Лувеля: в феврале был убит герцог Беррийский...

Троны королей снова закачались...

В Испании дело было, пожалуй, еще серьезней: король, трусливый и загнанный, как заяц, уступал кортесам шаг за шагом... Народ, предводимый вождями Квирогой и Риэго, глухо волновался...

15 сентября 1820 года корабль, пришедший из Лиссабона в Петербург, привез известие, что в Португалии революция...

В Греции началась война за освобождение от ига Турции...

Таков был календарь землетрясений европейских".

"Смерть Вазир-Мухтара":

"На всем протяжении России и Кавказа стояла бесприютная, одичалая, перепончатая ночь.

Нессельрод спал в своей постели...

Ровно дышал... Макдональд...

Пушкин... прыгал по кабинету...

Храпел в Тифлисе... генерал Сипягин...

Чумные, выкатив глаза, задыхались в отравленных хижинах под Гумрами...

Герцог Веллингтон и Сент-Джемский кабинет в полном составе задыхались в подушках.

Дышал белою плоской грудью Николай...

И спал за звездами, в тяжелых окладах, далекий, необычайно хитрый император императоров, митрополит митрополитов - бог. Он посылал болезни, поражения и победы, и в этом не было ни справедливости, ни разума, как в действиях генерала Паскевича..."

В "Кюхле" выделены из истории "землетрясения". Спокойные периоды для Тынянова в первом романе не имеют значения. В "Вазир-Мухтаре" гор и низменностей нет. Он весь высоко приподнят. Ровной линией вытянуты Сент-Джемский кабинет и генерал Сипягин, и чумные под Гумрами, и вице-канцлер империи Нессельрод, и полковник Макдональд, и император Всероссийский Николай Павлович, и император императоров господь бог.

Отличие исторических рядов обоих романов в том, что в первом конкретное событие не выходит за пределы своей реальной значимости, а во втором роль самого события резко понижена, но приобретает повышенную роль то, что за ним стоит. Исторические ряды "Кюхли" и "Смерти Вазир-Мухтара" относятся друг к другу, как арифметическое и алгебраическое значения: частные значения "Кюхли" входят в общую формулу "Вазир-Мухтара". При этом они утрачивают конкретную осязательность.

Стилистическая неоднородность первого романа, связанная с тем, что в нем генетически совмещены различные линии, которым предстоит развиться в "Вазир-Мухтара" и "Пушкина", привела к неустойчивости сходства и различия общих для всех романов Тынянова элементов. Сложность связей "Кюхли" и "Смерти Вазир-Мухтара" наиболее очевидна в общих эпизодах, общих героях, истории, сходной фразеологии.

Люди в "Вазир-Мухтаре" не другие, а те же, что и в "Кюхле", и история во втором романе та же, что и в первом. Но "странность" человека из первого романа становится во втором "сумасшествием", а частный случай истории приобретает всеобщее значение абсолютного исторического закона. Во втором романе перерождения людей и переоценки их поступков не происходит, а происходит усиление, конденсация прежних человеческих свойств, и поступки людей приобретают повышенное значение. Всё во втором романе связано с первым и всё усилено и приобретает повышенное значение. Усиление прежних свойств вызвано повысившимся давлением времени. Гибель декабризма только обнажила наиболее характерные свойства человека, и поэтому хорошие люди стали еще лучше и еще хуже плохие.