Юрий Клименченко - Корабль идет дальше

— Ладно, ребята, — обернулся я к кочегарам, — сегодня помойтесь в ванне на спардеке, а когда кончится шторм, мы переставим клетку.

Кочегары, ворча, повернули к центральной надстройке. Они остались недовольны. Какое это мытье в ванне после вахты у котлов?

Мы с боцманом отправились дальше осматривать наше хозяйство. Под брезентом взволнованно верещали, сбившись в кучу, мартышки. К еде они не притронулись. Только Айс победно крякал. Ему нравились потоки соленой воды, попадавшие в его незакрытую брезентом клетку. Он очутился в своей стихии. Наконец мы добрались до попугая. Али-Баба сидел с закрытыми глазами, нахохлившись, чем-то похожий на профессора Зауфера. Я просунул в клетку палочку, пощекотал клюв, потом спинку. Попугай не шелохнулся.

— Сдохнет, — решил боцман. — Такой агрессор, а здесь… Что делать будем? — спросил меня Серега, когда мы снова подошли к Киви. Теперь на него было жалко смотреть. По спине текли струйки крови. В глазах страдание. Он устал от борьбы с ящиком, от качки, от соленой воды, которая обрушивалась на него, от всей этой неприятной для него обстановки. Он уже смирился и посматривал на нас с надеждой. Может быть, облегчим его мучения?

— Что делать? — пожал я плечами. — Ожидать прекращения качки. Только бы клетки выдержали.

На мостике меня встретил капитан. Лицо его было озабоченным.

— Ну, как там?

— Как? Слон вырывается на свободу, пантера чуть кочегаров не загрызла, попугай дохнет, профессор укачался, лежит трупом, а в остальном, прекрасная маркиза, как поется, все хорошо, все хорошо…

— Проклятый груз… — проворчал капитан, отворачиваясь от меня.

— Зато фрахт высокий, — злорадно заметил я. Ветер крепчал. Он уже гудел в вантах и антенне.

Качка сделалась сильнее. С наступлением темноты звери стали беспокоиться больше. Их рев, одно время как-то затихший, опять начал проникать во все уголки судна. Вместе с воем ветра он производил жуткое впечатление, и вряд ли кто-нибудь из команды спал в эту ночь. Все ругали капитана, в душе побаиваясь за прочность клеток, жалели животных, но помочь им ничем не могли.

К счастью, все обошлось благополучно. Клетки выдержали. К утру ветер начал стихать. После двенадцати сквозь тучи прорвалось солнце, а вечером море совершенно успокоилось. На палубу вышел профессор Зауфер. Вид у него был не блестящий, но все же он уже мог двигаться и навестить своих подопечных. Звери успокоились, но выглядели измученными и вялыми. Зауфер обошел всех, смазал спину Киви мазью и сказал, что все в общем в порядке, но больше такого ужаса он не хотел бы испытать. Я постарался его утешить, сказав, что до порта осталось всего двое суток, предложил ему папиросу, которую профессор храбро закурил. Сделав две затяжки, он с отвращением выбросил папиросу за борт.

— Неважный табак, — промямлил Зауфер и тотчас же перевесился через фальшборт. У него опять начался приступ морской болезни.

До Ленинграда доплыли без каких-либо особых происшествий. Как только мы ошвартовались, началась выгрузка. На причале у судна выстроилась вереница автомашин. Лязгали буфера железнодорожных вагонов, поданных к борту. Выли краны, грохотали судовые лебедки, гудели маневровые паровозы, скрежетали автопогрузчики. Я совершенно ошалел от шума, меня беспрерывно теребили, требовали грузовые документы, планы выгрузки, манифесты, расписки…

На причале я заметил большие автомашины, прибывшие за животными. Заведующий Ленинградским зоосадом и профессор Зауфер ходили по палубе между клетками, оживленно беседуя. Мне захотелось попрощаться с моим необычным грузом. Я подошел к слоненку, погладил Киви по хоботу, пощекотал за ушами, потом отправился пожать руку Максу, похлопал Айса по гладкой спине, кинул мартышкам горсть орехов. Только к Ванде я не решился подойти. Пантера по-прежнему волновалась, когда близко от нее проходили люди. Я зашел и к Али-Бабе в подшкиперскую. Попугай лущил зерна. Увидя мой палец, сунутый в клетку, он оставил свое мирное занятие и хотел броситься на меня, но я вовремя отдернул руку.

— Прощай, — сказал я. — Учись говорить по — русски.

Али-Баба прощелкал свое любимое «ферфлюхтунг», и мы расстались.

Я видел, как кран подцепил ящик со слоненком и бережно перенес его к автомашине. «Гости» разъехались.

Гастроном № 17 готовился к торжественному событию. Завмаг только что привез из порта точнейшие немецкие весы. Еще ни один гастроном в городе не владел такими. На дверях магазина болтался плакатик: «Закрыто». Ящики стояли посреди колбасного зала. Продавцы из всех отделов томились вокруг. Наконец заведующий скомандовал:

— Ну, вскрываем. Вася из мясного, с топором — ко мне. И осторожно. Это ведь нежнейший прибор.

Краснолицый Вася аккуратно подсунул край топора под верхнюю доску. Раздался легкий треск. Вася взял доску руками и оторвал вместе с гвоздями. Те, кто стоял против него, увидели, как побледнело лицо мясника, услышали звон упавшего на кафельные пли ты топора и дикий Васин крик:

— Змеи!

Он ринулся к открытой двери. Кто был посмелее, заглянул в ящик. Там, свернувшись, спокойно лежал огромный черно-желтый питон в руку толщиной. Продавцов охватила паника. С криком: «Змеи!» — они, толкая друг друга, выбегали во двор. Когда заведующий убедился, что в колбасном зале людей не осталось, он закрыл дверь на замок. Отирая со лба пот, завмаг сказал:

— Ну, я в порт. Наблюдайте за помещением. Если что — звоните в милицию. Не дай бог, выползет откуда-нибудь. Но, кажется, там у нас отверстий нет.

В середине дня меня поймал человек с перекошенным от волнения и злости лицом. Он был красен и, брызгая слюной, орал:

— Вы ведаете грузом? Я буду жаловаться. В тюрьму вас надо посадить. Черт знает что! Что вы дали в Гастроном № 17 вместо весов? Что, я вас спрашиваю? Змей дали, змей. Подвергли весь персонал смертельной опасности. Люди в обмороке лежат.

Сначала я ничего не понимал, но вскоре до меня дошло. В горячке я перепутал и вручил представителю Гастронома документы на удавов, а Зоосаду документ на весы. Таким образом, удавы попали в Гастроном, а весы в Зоосад. Надо было срочно выправлять положение. А завмаг не унимался:

— Доставьте мне мои весы, немедленно заберите ваших змей. О, я буду жаловаться, я вам покажу…

Я попросил Зауфера поехать со мной, и мы с грузовиком отправились в магазин. Зауфер смело вошел в помещение. Из-за его спины выглядывали продавцы, готовые каждую секунду захлопнуть дверь. Немец подошел к ящику, наклонился, погладил удава, приладил на старое место доску и принялся заколачивать. Закончив, он отряхнул руки и сказал:

— Не надо было бояться. Он совершенно безопасен. Повезем ящик в Зоологический сад, все-таки там для змей более подходящее место, чем колбасная.