Мария Вега - Ночной корабль: Стихотворения и письма

Может быть, и для него гора,
Сотрясаясь грохотом и градами,
Повторяла русское «ура»
В перекличке грома с водопадами?!

В том доме не бывала я
И все-таки была.
Из сада травку малую
На счастье не брала,
Но почему приснилось мне,
Что тонкий стебелек,
Как знак высокой милости,
В стихи закладкой лег?
Я помню осень ржавую,
Всю в пепле и золе,
И голову курчавую,
И свечи над «Полтавою»,
Раскрытой на столе.
Я помню шлафрок вышитый
И руку с чубуком,
И не впервые слышу я,
Как шепчет старый дом,
Как в затаенном шепоте
Рождаются слова…
Над свечкой струйка копоти
Колеблется едва.
И каждый раз по-новому,
До самых недр души,
Я памятью взволнована
В михайловской глуши,
Где ворожит безмолвная
Перед ночным окном
Арина Родионовна,
Жужжа веретеном.
Ползет снежинка талая
Вдоль темного стекла…
В том доме не бывала я,
Но знаю, что была.

Об участи горестной женской
Поэт не один говорил
Стихами… Но хватит ли сил
О Вике писать Оболенской?

Для пламенных ликов святых
Без вычурных иконостасов,
Для подвига женщин таких
Найдется ли новый Некрасов?

Нам слышен удар топора
Над плахой в тюрьме Моабита,
Но сделалось вечным «вчера»,
И Вика для нас не убита.

Страшней, чем полночная жуть,
Светлей, чем весенние зори,
Ее героический путь
И наше бесслезное горе.

Но разве заплачешь над ними,
Узнав, что навек занесли
Еще одно женское имя
В историю нашей земли!

Россия…
Россия…
Россия…
Парижская ночь глубока.
Войны разъяренной стихия
Сегодня от нас далека,

И вспомнить сегодня нам трудно
О тайной работе впотьмах,
Подземной, подпольной, подспудной,
В нетопленых, стылых домах.

От свечки оплывшей – косые
Зигзаги огня по стенам,
Но где-то за тучами, там…
Россия…
Россия… .
Россия…

В дремучих сугробных лесах,
Таясь, залегли партизаны.
Морозом подернуты раны,
И гибель стоит на часах.

«В подпольном Париже я с вами!
Я русская – ваша сестра.
Крепка моя вера, остра,
Светла, как высокое знамя.

Я с вами от века доныне,
А схватят – пойду умирать,
И будут меня называть
По-древнему русской княгиней!»

Так, может быть, думала ты,
Стуча на машинке в подвале,
Воззваний готовя листы,
Которые нам раздавали,

Винтовки и бомбы храня,
С опасностью в прятки играя,
А ночь доползала до дня,
Не первая и не вторая –

Их полчища грузно ползли…
С усталостью воля боролась,
Как будто от русской земли
Летел ободряющий голос,

Как будто сливались в одно
И жертвы, и кровь, и победы,
Как будто смотрели в окно
Учившие верности деды,

Как будто у самых дверей,
По-вдовьи чернея платками,
Стояла толпа матерей,
Следя за твоими руками…

Смыкался их призрачный круг,
Пророчил о близкой расправе…
А маленьких клавишей стук
Под быстрыми пальцами рук
Твердил о победе и славе!

Война промчалась огненной грозою,
Геройские прославив имена.
О подвиге Космодемьянской Зои
Узнал весь мир и помнят времена,
И не она одна – другие дети
Бессмертный отзвук для себя нашли
В писателе, художнике, поэте,
Но за пределами родной земли
Вам никогда никто не говорил
О мальчике по имени Кирилл.
Мы помним ужас тех годов жестоких,
На родине сердца слились в одно.
Здесь — в одиночку гибнуть суждено,
И тем труднее верность одиноких.
Она тверда, как заостренный меч,
Ее заветы мужественно строги.
Благословен, кто смог ее сберечь
И не сойти с намеченной дороги!
О нем так мало: месяц, день и год,
Названье лагеря, потом – забвенье.
В Германии был выведен в расход
Сержант французского Сопротивленья
Кирилл Радищев…
Дальше рвется нить.
Пришла пора стихами свет пролить,
Быть может – в книге, может быть – в журнале,
На эту жизнь, на эту смерть в тюрьме.
Они бесславно спрятаны во тьме,
Но я хочу, чтобы вы правду знали!

Городам, колхозам, школам, селам
Посылаю мой простой рассказ
О парижском мальчике веселом
С васильками темно-синих глаз.
Смоляные пряди из-под шапки,
Лоб открытый и бесстрашный взгляд…
Он играл, как все мальчишки, в бабки
И шалил, как все они шалят.
Только странная жила забота
В наплывавшей на него тоске,
Только он украдкой имя чье-то
На снегу чертил и на песке.
Сидя в классе на последней парте,
Он, не поднимая головы,
Мог часами изучать на карте
«Путь от Петербурга до Москвы».
Доля эмигрантов – доля нищих
На задворках европейских бар,
Но ребенок знал, что он – Радищев,
А с последней буквы – «Вещий дар».
Озаренный этим вещим даром,
Понимал он с колыбельных лет,
Что ему повесили недаром
На стене прадедовский портрет.
Приготовив вечером уроки,
Он любил смотреть издалека,
Прежде чем заснуть, на лоб высокий,
На седые букли у виска,
На орлиное лицо героя,
Узнавая в нем черты свои,
И открылось бытие второе
В будничном, привычном бытии.
Детство, осененное портретом!
Детство жарких чаяний, мечты…
Стал Кирилл в двенадцать лет поэтом,
С музою радищевской на «ты».
Он понять стремился мир огромный,
Но, вникая в мудрость школьных книг,
Выше всех ценил наш гений кровный.
Несравненный русский наш язык.
А когда подрос, большой и смелый,
То задумчивый, то озорной,
Знойно, по-цыгански, загорелый,
Девушке он снился не одной.
Но певала мать, и песня в душу,
Как цветок нетленный, залегла:
Про высокий берег, про Катюшу,
Про степного сизого орла…

Париж молчит. Париж уснул.
Идет немецкий караул,
Стучит во мраке каблуками…
И темнота, и тишина…
И все же ночь пьяным-пьяна,
Ночь, процветает кабаками.
Над входом – черное сукно,
За входом – свечи и вино,
Лакеев быстрое скольженье,
И лучшая из всех минут,
Которую зовут и ждут, –
Минута головокруженья.
Они пришли сюда втроем.
Им нравится играть с огнем:
Для виду взяв по рюмке водки,
Они усвоили устав,
Друг другу тайно передав
Распоряжения и сводки.
Кругом – мундиры, блеск погон,
Речь иностранная и звон
Бокалов с пеною Моэта.
За тостом, вперебивку, тост:
– Чтоб перешли такой-то мост
Семь эшелонов в час рассвета!
– Смерть партизанам! Всех стереть!
Развеять вражескую сеть,
Что в спину бьет без передышки… –
В углу смеются: до зари
Тот мост взорвут вот эти три
Еще безусые мальчишки.
Вот эти три, что, сидя в ряд,
По-русски громко говорят,
Смеясь, разыгрывают пьяных:
– Ха-ха! – и галстук на боку,
Но по-солдатски, начеку,
Трезвы, револьверы в карманах.
Часы спешат, часы бегут,
Часы разведчику не лгут,
Минут едва-едва осталось…
Втроем встают. Втроем ушли.
А скрипка всхлипнула вдали,
Как будто с сыном мать прощалась.
– Не отставай, иди скорей! –
Но слишком много здесь дверей,
Все в черных сукнах, все похожи.
Где выход?.. За которой вход?..
– Налево! Вправо! Вот он, вот!.. –
Спешили, спорили, и что же?
Навстречу, перерезав путь,
Два офицера. Прямо в грудь
Толкнули, хлопнули по спинам:
– Ты здесь хозяин или я?
А ну-ка, русская свинья,
Посторонись и дай пройти нам.
Тебе давно пора понять:
Россию мы, за пядью пядь,
С лица земли почти что стерли.
Нам пыл ее дано пресечь,
А ей навек в болото лечь
С мечом германским в мертвом горле.
Пока ты цел, пока ты жив,
Долой с дороги, грязный скиф,
Когда проходит победитель…