Нейл Страусс - Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы

В шоке я вылез из машины и застыл перед грудой дымящегося изуродованного металла, который когда-то был моей истинной любовью. Машина была полностью разбита и не подлежала ремонту. Девчонки, которые преследовали меня, уехали, вероятно, испугавшись ещё больше, чем я сам. И я был один — голый, окровавленный и ошеломлённый. Я попытался поднять руку, чтобы поймать машину, но острая боль пронзила меня от локтя до плеча. Я пошел по направлению к Колдуотер Кэньон, где меня подобрала одна пожилая пара и, не обмолвившись ни словом о том факте, что я был совершенно голый, привезла меня в больницу. Врачи наложили повязку на моё плечо — оно было сломано — и с банкой пилюль от боли отправили меня домой. Следующие три дня я провёл в забытьи, фактически, на одних таблетках.

Кроме Литы, никто не знал, где я. Все, что знала группа, было то, что мой «Порше» лежал разбитый на полдороги с холма, и меня нигде не могли найти. По сей день я все ещё сомневаюсь, что по мне кто-то скучал: никто даже не потрудился позвонить мне домой, чтобы узнать, всё ли со мной в порядке. Единственной хорошей вещью, которую я извлёк из этого случая, было то, что я на всю жизнь полюбил перкодан [28] Перкодан (Percodan) — сильное болеутоляющее средство. .

Автомобильная катастрофа вкупе со всем остальным жутким и опасным, что происходило с нами, вернула меня к действительности, и Лита уговорила меня отказаться от моего заигрывания с Сатанизмом. Вместо этого меня начал поглощать героин, сначала убивая боль в плече, а потом, убивая боль жизни, боль, от которой героин был наилучшим лекарством. Винс нашел девчонку, которая научила его это делать. Он принёс кусок горючей смолы, лист фольги и какую-то самодельную трубку, сделанную из картона, обмотанного скотчем. Мы брали щепотку героина, клали его на фольгу, нагревали её снизу и всасывали дым, пока горящий шар катался по фольге. На нас находил такой грёбаный столбняк, что мы только и могли — сидеть на диване, уставившись друг на друга.

Довольно скоро мы начали получать героин более высокого качества через басиста, который играл в местной панк-группе и был хорошим другом Роббина Кросби из «Ratt». Как только они вдвоём показали нам, как использовать иглы, они уже валялись повсюду. Первые разы я просто падал в обморок. Когда я приходил в себя, все смеялись надо мной, потому что в течение пятнадцати минут я просто лежал на полу посреди комнаты. Слабостью Винса были женщины, и с теми первыми разами я понял, что мой порок это наркотики, на всю оставшуюся жизнь. Я изобрел "спидболы" даже без чьей-либо помощи. Однажды днем я заинтересовался, будет ли введение кокса вместе с героином препятствовать тому, чтобы я терял сознание. Тогда я сделал свой первый спидбол и не упал в обморок. Правда, все эти пятнадцать минут, которые я обычно проводил в отключке на полу ванной, меня рвало по всей комнате и туалету. Но я был не прочь поблевать. Я всегда был хорош в этом.

К счастью, с одной рукой я не мог колоться самостоятельно. Это держало меня под контролем. Я также не мог играть на басу, но с нашим продюсером Томом Верманом это не было проблемой, потому что он постоянно звонил на «Электру» и жалобно убеждал кого-то в том, что я не могу играть, а Винс не может петь. Так что я приходил в студию с рукой на перевязи, просто околачивался там, балдел и наблюдал за процессом.

Верман твердил мне на протяжении всей сессии, “Что бы вы ни делали, не заглядывайте в мои рабочие записи. Там есть вещи, где я размышляю о перспективах развития вашей музыки, и я не хочу, чтобы вы беспокоились по этому поводу”. Конечно, это было худшее, что он мог нам сказать. С тех пор мы всё время пытались выяснить, что же такое он там пишет. Но всякий раз, когда он выходил из студии, он брал свои заметки с собой. Однажды вечером, когда он пошел в ванную, он их забыл. Я подбежал к микшерскому пульту, возбуждённый от мысли, что сейчас я, наконец, узнаю, что на самом деле у него в голове. Я открыл записную книжку и прочёл следующее: “Не забыть покосить лужайку в воскресенье. Не забыть получить балетные туфли для школьной постановки. Купить новую клюшку для гольфа…”. Я вскипел от ярости: я даже не мог предположить, что человек, который называл себя нашим продюсером, мог думать о чем-то другом, кроме как о «Motley Crue» и рок-н-ролле.

Я вышел из студии, чтобы найти его, но регистратор остановила меня. В соседней студии работал Элис Купер, и я в течение многих дней упрашивал её позволить мне встретиться с ним. Он казался мне больше, чем Богом. И сегодня было моё счастливое воскресение. “Он готов встретиться с вами”, - сказала она. “Он сказал, чтобы вы ждал его в комнате рядом с его студией в три часа”.

В три около его студии стоял безупречно одетый человек в костюме, с портфелем в руках. “Элис появится через секунду”, - сказал он мне, как будто я собирался встретиться с Крестным отцом. Минуту спустя дверь студии отворилась, и откуда-то повалил дым. Из центра облака медленно возник Элис Купер. В руках он нёс ножницы, которые он всё время открывал и с лязгом захлопывал. Он приблизился ко мне и сказал, “Я — Элис”. И все, что я мог вымолвить, было, “Чёрт, точно ты!” С таким появлением, он действительно был Богом. Только годы спустя я выяснил, что дым действительно был.

К тому времени, когда моя рука зажила, наш второй альбом «Shout at the Devil» был закончен, и мы снова были готовы играть живые концерты. Когда мы жили вместе, мы без конца пересматривали «Безумного Макса» и «Побег из Нью-Йорка», пока каждая сцена не отпечаталась в нашем сознании. Нам начал надоедать образ глэм-панка, т.к. слишком много других групп копировали его, поэтому наш внешний облик начал развиваться в направлении между двумя этими фильмами. Перевоплощение началось однажды ночью на шоу в «Santa Monica Civic Center». Джо Перри из «Aerosmith» был мертвецки пьян, когда я зашел к нему, взял жирный карандаш и намазал им под моими глазами в стиле «Дорожного воина» [29] «The Road Warrior» — вторая часть фильма «Mad Max» . Джо сказал, что это выглядит круто, и этого одобрения мне было достаточно. Позднее я надел скреплённые вместе наплечные доспехи и нанёс боевую раскраску под глазами, подобно одному из газовых пиратов в «Дорожном воине». Затем мне пришлось заставить кого-то смастерить для меня высокие кожаные ботинки с петардами, вмонтированными в каблуки, которые испускали дым, когда я нажимал на кнопку. На заднике сцены мы нарисовали силуэты разрушенного города, взяв за основу «Побег из Нью-Йорка», наши усилители были сделаны в виде шипов, а возвышение, на котором стояла ударная установка, напоминало груду булыжников от взорванной автострады.

Мы считали, что мы самые плохие создания на всём белом свете. Никто не мог сравниться с нами в умении создавать проблемы, и никто не мог избегать неприятностей так легко, как мы. Впрочем, мы ни с кем и не соревновались в этом. Чем более испорченными мы становились, тем больше людей думали, что мы такие, и всё больше подталкивали нас на то, что мы должны стать ещё хуже. Радиостанции приводили к нам группиз; менеджмент снабжал нас наркотиками. Все, кто нас встречал, убеждались в том, что мы постоянно трахаемся и катимся вниз по наклонной. Мы, не задумываясь, могли вытащить свои члены и помочиться прямо на пол во время интервью на радиостанции или трахнуть ведущую эфира, если она была хоть малость симпатичной. Нам казалось, что мы возвели поведение животного на уровень искусства. Но затем мы встретили Оззи.