Нейл Страусс - Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы

Когда, спустя несколько дней, Лита уехала в свой собственный тур, я вздохнул с облегчением. Я был не в состоянии продолжать отношения с нею, особенно, когда оба мы были в постоянных разъездах, и я понятия не имел, как общаться с женщиной, к которой я был уже равнодушен. Ко времени, когда она возвратилась, я уже договорился переехать через улицу и жить у Роббина Кросби. В день, когда я переехал к нему, жизнь снова возвратила меня к полной нищете и безнравственности. У него была только одна кровать, и он был достаточно любезен, чтобы позволить мне спать на ней, в то время как сам он прозябал на полу. Вместо холодильника у него был пенопластовый ящик, заполненный мешками со льдом. В его днище была дыра, и вода постоянно разливалась по всему полу кухни. Управляющий дома ненавидел меня и предупреждал каждый день, что, если я буду устраивать громкие вечеринки, распивать спиртные напитки у бассейна или ещё как-либо плохо себя вести, то он возьмёт меня за мою татуированную задницу и вышвырнет вон.

Хотя я мог позволить себе новый ящик со льдом или даже настоящий холодильник для дома, меня это не заботило. Вместо этого я купил совершенно новенький «Корветт». В тот же день я отправился на нём на вечеринку, я приехал к «Reseda Country Club» и снял девочку. Мы вышли к месту стоянки автомобилей, я посадил её на капот, раскинул ей ноги в стороны и начал её трахать. Медленно собиралась толпа, и, я помню, единственное, что они говорили, было: "Да, чувак! Классная тачка!"

Чтобы забыть о Лите, я похоронил себя между ног других женщин. Несколько недель спустя, после того, как я переехал к Роббину, в другом крыле нашего жилого комплекса поселилась маленькая девчонка из колледжа, она была соблазнительной «ботаничкой» в очках. Так, однажды ночью, вместо того, чтобы пойти гулять с Роббином, я заскочил к ней с бутылкой шампанского, узелком кокаина и горсткой "колёс". Мы кутили всю ночь и, как и планировалось, закончили траханьем. Когда я возвращался к себе в семь часов утра, управляющий был на улице и поливал цветы. Пытаясь выглядеть приветливым, я помахал ему рукой и улыбнулся так невинно, как только мог. Он обернулся, посмотрел на меня и уронил шланг. Он просто оцепенел. Я не мог понять, что с ним такое. Я вошел в квартиру и случайно наступил на Роббина. "Чувак, что с тобой случилось?", — воскликнул он, когда его глаза привыкли к свету.

"Я трахал эту цыпочку. Делов-то?!", — сказал я.

"Нет, чувак, ты взгляни на себя в зеркало", — сказал он.

Я подошёл к гигантскому треснувшему зеркалу (кто-то, вероятно, в одну из пьяных ночей перепутал его с дверью) и посмотрел на себя. Всё моё лицо от подбородка до носа было вымазано кровью. Очевидно, у неё были месячные, облизывая её снизу, я был так увлечён, что даже не заметил этого. Было похоже, что это, вообще, была её первая ночь.

После нескольких недель повального траханья, я услышал, что маленький панк-рокер представил Литу её новому другу, какому-то парню по имени Дон из группы под названием «Heaven». Без сомнения, я не хотел её больше, но это не означало, что кому-то еще позволено её иметь. Бушуя от нелогичной и лицемерной ревности, я позвонил Томми. Мы встретились в моем доме, каждый схватил по две небольших доски, и отправились к дому Литы, чтобы прояснить ситуацию. Мы отперли дверь и остановились посередине комнаты с нашим оружием в руках. Единственный человек, который оказался в доме, был маленький панк-рокер, который забился в угол, когда мы погнались за ним, беспощадно дубася его по голове и груди, до тех пор, пока не сломали наши доски о его спину. Мы так и оставили его в углу, с окровавленными следами по всем стенам.

Несколько часов спустя, в моей новой квартире зазвонил телефон. "Будь ты проклят!" Это был Лита. "Какой же ты подонок".

Я объяснил ситуацию с моей точки зрения, но затем она перебила меня несколькими хорошо подобранными выражениями, которые по сей день все еще звенят у меня в голове: "Тот панк, которого вы только что избили, даже не был знаком с Доном! "

Я чувствовал себя особенно скверно из-за того, что вовлек в это дело Томми, потому что прошлой ночью я трахнул его подругу Хани. Она позвонила мне, чтобы сказать, что у неё есть дурь. Я пришёл, чтобы поучаствовать, и одно повлекло за собой другое, что привело к тому, что я голый в ванной искал какую-то мазь, чтобы наложить её на царапины на моей спине, оставшиеся от её ногтей. Это была еще одна вещь, которую мне тяжело было вспоминать на вечеринке, посвящённой их помолвке. Он был моим лучшим другом, и, возможно, поймет меня. Но я так никогда и не отважился прийти к нему сам, чтобы рассказать об этом.

Кто-то сказал мне, что на вечеринке в Голливуде будут горячие цыпочки-манекенщицы. Ну, вы понимаете, что я не мог там не присутствовать. Вот так я и познакомился с Хани. Первое, на что я обратил внимание — на что я всегда обращаю внимание в первую очередь — были её огромные титьки. У неё было потрясающее тело с изгибами модели — которой она, собственно, и являлась. У неё было симпатичное лицо, но оно не было мягким и утончённым — оно было покрыто не физическими морщинами, а, скорее, более тонкими, эмоциональными. Я вошел с ней в ванную комнату, чтобы нюхнуть немного кокса, а следующее, что я помню, было то, как я покидал её ванную только следующим утром.

Всё должно было на этом и закончиться. Но, чувак, я как всегда всё испортил: я слишком открыт, слишком легко ведусь, слишком готов трахаться и всё время влюбляюсь. Я запал на Бульвинкля, потому что она могла кончать, как скаковая лошадь, и я потерял голову от Хани, потому что она была моделью, и мне льстило уже одно то, что со мной будет разговаривать настоящая модель. Но я никогда не делал шаг назад, чтобы сначала присмотреться, что они представляют из себя на самом деле: чувак, я, наверное, точно кретин.

Как и Бульвинкль, Хани была чудовищно ревнива. Однажды ночью в «Трубадуре», одна девочка подошла ко мне сзади и ущипнула меня за задницу. Даже не задавая вопросов, Хани, мать её, обошла вокруг стола и засунула свою сигарету прямо в глаз девчонке. Затем Хани вывела её на улицу, заломила ей руку за спину и, чёрт подери, сломала её. “Посмотрим, как ты его теперь ущипнёшь”, - прошипела она и ушла. Я видел эту девочку в «Радуге» двумя неделями позже. Она была так напугана, что даже побоялась сказать “привет”.

И что ты думаешь, я сделал после этого, чувак? Я стал жить вместе с Хани. Мы нашли квартиру на Гауэр Стрит в Голливуде. В день, когда я пришел домой и принёс мои первые золотой и платиновый диски «Shout at the Devil», она приревновала к фотографии какой-то девчонки, которую нашла у меня, и запустила в меня тарелкой, которая попала в стеклянный футляр с золотым диском и разбила его.