Рейнхольд Эггерс - Кольдиц. Записки капитана охраны. 1940-1945

В конце концов, мы заменили дверь и больше ничего не сказали, за исключением, возможно, чисто формального вопроса «Как вы отперли дверь?». В ответ они вручили нам кусок изогнутой проволоки. Это мы видели и раньше: в любом случае подобное служило лишь для отвода глаз. Любой старый кусок проволоки всегда доставали как свидетельство того, как вскрывались замки!

Через несколько дней после происшествия с матрасами произошла попытка побега, оставшаяся тайной по сей день. Два польских офицера отбывали срок в камерах внутреннего двора. В действительности в замке имелось очень мало камер для арестованных — четыре находились в одном углу двора заключенных, близко к воротам. Одна из них выходила на западную террасу, три других — на двор на уровне нижнего этажа, но чуть выше, поскольку к воротам почва уходила под наклоном. Окна были закрашены. Все двери камер выходили в коридор, в конце которого находилась главная дверь, ведущая во двор. Все двери запирались на замки и засовы и днем и ночью. Лейтенант Сурманович находился в одной камере, лейтенант Хмель в другой. Каким-то образом ночью Сурманович выбрался из своей камеры, выпустил Хмеля и открыл дверь во двор. Из польского помещения тремя этажами выше спустили веревку и по очереди подняли их на выступ. Пройдя по выступу бочком к водосточному желобу, они взобрались на крышу гауптвахты, втянули за собой веревку и там, попав через окно на чердак, выбросили из фасадного окна веревку и начали спускаться. Сурманович носил обувь на резиновой подошве, а вот Хмель, к своему несчастью, надел сапоги с гвоздями, царапавшими по стене. Караульный услышал скрежет, и беглецов задержали.

Как следствие данной попытки побега, мы установили часового во внутреннем дворе, дежурившего день и ночь. Эта западная сторона замка, несомненно, являлась соблазном для многих заключенных: спустя два дня была осуществлена еще одна попытка, на этот раз из так называемой арки. Арка находилась между нашим, немецким, внутренним двором и небольшим подъездным двориком под помещением для старших военнопленных офицеров. Этот дворик вел к воротам, прямо рядом с ним располагалась гауптвахта. Заключенные попадали в камеры арки, только если четыре камеры внутреннего двора были уже заняты. Под аркой находилось три камеры, выходивших на внешнюю сторону. Там откос уходил вниз примерно на сорок футов до террасы, где раскинулся сад. Сразу за ним, примерно в пятидесяти ярдах дальше к низине, имелся еще один склон и крутая насыпь позади домов.

Лейтенант Хайд-Томсон отбывал срок за попытку побега «с матрасами» 8 мая. В соседней камере находился польский офицер Юст. Как он попал туда — отдельная история.

Двум польским лейтенантам, Юсту и Беднарски, удалось убедить нашего лагерного врача, не без помощи их собственного человека, что они нуждались в хирургическом лечении. Он направил их в Кенигсварта рядом с Баутценом. Ночью 5 апреля, дня намеченной операции, оба сбежали. Лейтенант Юст сел на товарный поезд, но вскоре обнаружил, что тот идет не в ту сторону. Он благополучно спрыгнул и сел на поезд, идущий назад в Баутцен. Почувствовав, что его засекли, он спрыгнул во второй раз, но ударился головой о землю и пролежал без сознания всю ночь под дождем. На следующее утро он сдался и вернулся в Кольдиц и камеру в арке по соседству с Хайд-Томсоном. В свое время эти двое открыли двери между своими камерами и в ночь на 13 мая подобрались к окну с веревкой из простынь. Хайд-Томсон держал один конец, Юст спустился, спрыгнул на землю, пересек сад, перелез через проволочную изгородь и исчез в городе. Спустя три дня его поймали в Штюлингене близ Базеля, едущим по железной дороге к швейцарской границе, и отправили в госпиталь в Виллинген, Шварцвальд. Через месяц он снова бежал и был схвачен ночью, плывущим через Рейн ниже Базеля. Он подплыл к заграждению из колючей проволоки в воде и пытался поднырнуть под него. Включилась сирена, зажглись прожектора, — и лодка доставила Юста на берег, а оттуда снова в Кольдиц, еще на три недели заключения в камерах. В качестве меры безопасности мы натянули проволоку под окном камеры, откуда он выбрался в прошлый раз.

Теперь обратимся к судьбе лейтенанта Беднарски, убежавшего вместе с лейтенантом Юстом из Кенигсварта в апреле. Этому повезло намного больше. Он добрался до Кракова, где должен был бы быть в безопасности. Хотя наши люди не могли обнаружить всю подпольную сеть в этом городе, мы смогли выявить часть ее. Итак, гестапо засекло Беднарски и вернуло его нам как военнопленного офицера. Естественно, он вернулся с крайне ценной и разнообразной информацией, послужившей со временем нашим пленным.

Но вернемся к британской столовой в Кольдице, по-прежнему остававшейся объектом наших подозрений. Итак, шел май. Пленные водили нас за нос. Один из часовых сообщил, что ему предложили 700 марок (около 50 фунтов стерлингов) за то, чтобы он закрыл глаза на происходившее однажды ночью, когда он находился на посту номер 9 рядом со столовой. Здесь располагалась еще одна терраса, выступавшая примерно на пятнадцать ярдов от окна; участок часового находился ниже. Земля, как я уже говорил, вокруг всего замка уходила вниз террасами. Верхние террасы тесно примыкали к стенам бараков, что создавало как бы «мертвое пространство» вокруг них: с трех сторон оно не просматривалось часовыми. На террасе над постом номер 9 была маленькая лужайка, ночью освещавшаяся прожекторами.

Семь сотен марок были большой суммой. Каким же образом военнопленным удалось ею завладеть?

Мы провели совещание по безопасности. Деньги, очевидно, пронесли контрабандой. Только потом мы узнали, что они поступали в посылках и их проносили на своих телах новоприбывшие. Британский офицер однажды похвастался мне, что английский «банк» держал в потайном месте более 2000 немецких марок. Мне потребовалось почти четыре года, чтобы найти это сокровище, но в конце концов я его заполучил. Но шел 1941 год: тогда «горячих» денег было мало.

Часовому мы приказали продолжать игру и держать нас в курсе дела. В свое время он получил 100 марок в качестве первой части взятки. Приближался Духов день. Личный состав собирался в увольнительные, и напряжение спадет. Караульного ожидали на дежурстве между девятью и одиннадцатью часами в четверг перед Духовым днем, 29 мая. До восьми часов было светло. За два дня ему сказали: «С этих пор, когда будешь на дежурстве, не поднимай головы». Он передал это нам, и мы сделали соответствующие приготовления.

Столовая. Где-то там они собирались вырваться на свободу, но где? Снизу? Невозможно. Крышка канализации в полу столовой была замурована. Сверху? Только не при свете прожекторов. Может, они устроят короткое замыкание и спустятся вниз в темноте по веревке? Вылезут ли они из столовой через одно из окон? Часового уверили, что после побега не останется следов, так что его подозревать не станут. Как, Zum Donnerwetter [13] Черт возьми (нем.). , они намеревались выбраться наружу? Мы чувствовали себя очень глупо. Боже, мы зависим от пленных в линии действий!