Юрий Макаров - Моя служба в Старой Гвардии. 1905–1917

Не успели мы пройти с полчаса, как нам стали попадаться навстречу сначала поодиночке, а потом кучками, человек по 5 по 10, те самые стрелки, на поддержку которых мы не шли, а летели… Вид у них был вовсе не военный… не шли, а брели. Вез винтовок, хлястики растегнуты, не в шинелях, а балахонах. Папахи нахлобучены на уши. Раненые брели опираясь на палки, но здоровых было много больше. Смотрели они на нас тупо, а некоторые явно недоброжелательно. Одной такой кучке мой фланговый унтер-офицер проходя кинул: «Что, отвоевали уж что ли, сражатели!?»

— Эка, жеребцы, — послышался злобный голос, — как пять дней жрать, да спать не дадут, так поговорите… так вашу растак!..

Когда стали попадаться толпы уже человек по 20, пришло мне в голову, что по уставу отступающие в беспорядке войска полагается задерживать, приводить в порядок и снова вести на неприятеля.

Высказал я свои мысли Павлику Купреянову, но сочувствия от него не получил. А спрошенный на этот предмет фельдфебель Ситников высказался еще определеннее:

— Да на что они нам, Вашесродие, такие-то нужны? Их перво-наперво кормить надо, да чтоб отоспались, да в строй поставить на недельку, тогда из них толк выйдет… Пущай себе идут, их уж там в тылу в порядок приводить будут!

Еще минут через 20 пришли в Порытые. Большая и богатая деревня с водяной мельницей, наполовину уже пустая. Кое-где в домах еще копошатся жители.

На площади встретил нас 4-го Кавказского стрелкового полка капитан Таралло, большой молодчина, старается держаться бодро, но видно сразу, что вконец измучен. Мы с Дивовым ему отрапортовали.

— Это что, гвардия? Оно и видно! Слава Богу, что вы пришли… Мы 7 дней шли с боями. Последние дни не спали и не ели. У меня 2 батальона, а всего наберется человек 50 и один прапорщик… Немцы придут вот из этого леса. Может быть через час, может быть и раньше… Справа у нас Туркестанские стрелки, но им меньше досталось, чем нам, и они более или менее в порядке… Мы самый левый фланг отряда, так что слева, насколько я знаю, никого нет. Вы уж тут распоряжайтесь, а я еле на ногах стою… Пойду вот в эту избу и подремлю хоть полчаса… Если понадобится — разбудите.

Мы его успокоили, угостили галетами и коньяком и отправили спать, а сами стали распоряжаться. На моем участке Таралло больше не показывался и я его больше не видал. Но часа через два, когда началось настоящее, он снова появился на более жарком Дивовском участке, где сидели и его стрелки и отлично там действовал. Потом мы узнали, что за эти бои он получил Георгия, а несколько дней после получения был убит.

Деревня Порытые расположена на пологом скате невысокого холма, вдающегося в поле мысом. Весь этот мыс опоясывает ручей, в это время замерзший, на котором стоит мельница. Параллельно ручью, по верху холма идет широкая дорога с канавами по бокам и с парапетом из полуаршинных валунов. За ручьем во все стороны расстилается широкое поле. За полем, шагах в 1000, на горизонте лес. В поле, впереди мельницы, почти на половине дороги; до леса, кладбище с каменной оградой. Позиция была прекрасная и если бы дали нам полубатарею, да штук 5 пулеметов, мы бы с двумя ротами отсиделись бы на ней хоть от бригады.

Первым делом мы с Дивовым поделили боевые участки. Я взял себе левый с мельницей, по фронту шагов 300, а он правый. К нему же влились оставшиеся стрелки. Как уже сказал нам Таралло, справа от Дивова заняли позиции уцелевшие стрелки, под командой генерала Бендерова (болгарина на русской, службе). Ему же подчинялись и мы. Слева от моего участка, насколько нам было известно, не было никого. Чтобы обезопасить себя от сюрпризов с этого фланга, мы с Дивовым решили выслать на 1/2 версты влево офицерский дозор. С дозором пошел Бойе.

Когда придут немцы мы не знали, поэтому каждая минута была дорога. Мы с Купреяновым расположили наши войска таким образом: перед мельницей вдоль ручья — первый взвод под его командой; шагов на сто, позади и справа, с возвышением над ними сажени на две, так что могли палить им через головы, вдоль дороги за камнями, расположились 2-ой и 3-ий взводы. С ними засел в траншею и я. Сзади еще выше нас, у самой деревни, расположился 4-ый взвод с фельдфебелем Ситниковым. Этот взвод был как бы в резерве, но мог палить, и палил через головы и наши, и Павлика. Таким образом, хоть и без артиллерии и без пулеметов, была нами сооружена трехъярусная оборона, для наступающего по открытому полю, вещь весьма неприятная.

Беспокоило нас с Павликом торчавшее почти посередине поля, т. е. между нами и лесом, кладбище. Стены у него были крепкие, каменные. Разрушить нам его было невозможно, а оборонять немыслимо, слишком оно уже было выдвинуто вперед. А так, как оно стояло, мы знали, что немцы за его стенами будут накапливаться. Но делать было нечего… Послали на кладбище отделение в 10 человек с приказанием, во-первых, измерить все расстояния, а затем расположиться за оградой, а когда немцы покажутся, открыть по ним самый свирепый огонь, по 10 патронов с человека, после чего тикать назад. Кроме неприятной неожиданности противнику, это должно было дать нам знать, что пора кончать работы и занимать места.

А работы было очень много. За исключением придорожной канавы, где устроились мои два взвода, и которые тоже нужно было расширять и углублять, остальные два окопа нужно было рыть наново. В военном училище мы, юнкера, сами рыли стрелковые окопы малыми лопатами. В полку на занятиях сколько раз я видел, как, их рыли солдаты… И всегда это дело подвигалось очень медленно. За два часа бывало выроют такой окопчик, что просто смотреть не на что. В этот раз был февраль месяц. Земля промерзла и была твердая как камень. Но тут каждый работал для себя, уже не за совесть, а за страх…

Меньше чем через час были готовы такие окопы, что в них можно было и лежать и сидеть. Натащили в них соломы, а бруствера маскировали. Единственно что меня беспокоило, это небольшой сенной сарайчик, шагах в 5 за окопом резерва. По всем правилам его следовало бы разрушить, но на это у нас положительно не было времени, а располагать окоп иначе не хотелось. Тогда у людей не было бы такого отличного обстрела, а при нашем беспулеметном состоянии, каждая винтовка была на счету.

Только что начали маскировку окопов, как видим из леса через поле, держа направление на нас, во весь опор, сыпят 3 всадника. За ними из леса выстрелы. Влетели в деревню. Передний соскочил.

— Где здесь старший офицер? — Показали на меня. Подбежал, щелкнул шпорами и лихо отрапортовал:

— Разъезд 19-го Гусарского Иркутского полка. Младший унтер-офицер Сидоренко. — Протянул конверт полевого донесения. — Извольте прочесть и расписаться.

В донесении, отлично написанном, сообщалось, что неприятельская колонна, силою около бригады пехоты с артиллерией, двигается по опушке леса параллельно нашему фронту. За ней, на дистанции полуверсты идет еще колонна. Конницы нет.