Феликс Чуев - Ильюшин

Ил-2 стал многоцелевым самолетом. Он брал на борт даже морские торпеды.

«Летающий танк» у Ильюшина здорово получился, – говорил мне Вячеслав Михайлович Молотов. – А Ил-10 Сталин поручил ему сделать».

А вот мнение самого Ильюшина:

«Видя, что наш штурмовик можно использовать и как истребитель, мы попытались сделать еще вариант – Ил-10. Схема одна и та же, но здесь мы включаем в броню целиком и кабину стрелка. Кроме того, мотор у нас был 1500 – 1750 лошадиных сил, а здесь поставили 2000. 130 километров скорости мы прибавили. Радиаторы масляный и водяной были тоже забронированы.

В 1944 году штурмовиков Ил-10 мы выпустили более 2 тысяч».

Приведем краткие данные Ил-10: вооружение – один 12,7-мм пулемет и четыре 20-мм (позже – 23-мм) пушки, до 600 кг бомб, восемь реактивных снарядов РС-82; скорость у земли 507 км/ч; потолок 7250 м; дальность полета 800 км.

«Много было в нем принципиально нового, а срок выпуска чертежей нам дали головокружительный – два месяца! – говорит А.Я. Левин. – Впервые мы делали одностоечное шасси, и надо было закрепить верхний узел. В нем вращалась стойка. Думали над мощным карданом, сильно нагруженным и компактным. Много нарисовали вариантов. Я был руководителем, а ведущим конструктором у меня был Виктор Николаевич Семенов. Его, как самого сильного работника, и посадили рисовать этот узел. Работали допоздна. Ильюшин приходил три раза в день. Я ему как-то задал вопрос: „Сергей Владимирович, вы были вечером, теперь утро, только ночь прошла, что мы могли успеть?“

«А знаете, самые лучшие конструкции ночью приходят».

И критиковал жестко: это не нравится, это на соплях, ненадежно. Из двух месяцев мы потратили две недели. Он приходит:

«Времени-то нет. Крыльевики не могут строить крепление нашего узла».

«Что делать?»

«Давайте сделаем элементарную вещь: чушку и в ней две дырки, и все».

«Сергей Владимирович, но она же тяжелая!»

«Да что там вес этой чушки против самолета! Ну, если хочешь, где-нибудь выковыряй металл».

К утру мы такую конструкцию нарисовали. Посмотрел:

«О'кей! Через три дня мне на стол чертежи!»

И этот тип конструкции у нас стал основой. И на последующих самолетах делали такую горячую штамповку. Это его идея – взять простую чушку и лишнее выкинуть. Понимал – то, что на сварке, ненадежно.

Центропланом занимался инженер Македонский, он как раз должен был закрепить нашу чушку. Через час он прибегает к нам:

«Пришел Сергей Владимирович и вогнал страшный арбуз: я две недели ничего не делаю! Я говорю, что у Левина еще не готово. „Как не готово? Уже целый час существует новая конструкция, а ты ничего не знаешь!“

Сколько нужно нервов и сил, чтобы сделать то, что будет работать, служить, отработает, отслужит, заржавеет и позабудется... Но если было стоящее, все равно кто-то вспомнит...

«Полетишь с Коккинаки и передашь самолет на госиспытания», – сказал Ильюшин вооруженцу Певзнеру. Поставили новые пушки большего калибра, и главной задачей стало обеспечить их безотказную работу на земле и в воздухе.

«Не знаю, какие там формальности...» – засомневался Певзнер.

«Что?»

Но Певзнер, как и все ильюшинцы, знал, что Ильюшину в таких случаях не стоит противоречить, а надо искать выход, чтоб выполнить задание.

Сел он в заднюю кабину, и полетели на полигон. Измотал Коккинаки вооруженца, еле живой тот вылез: «Что ж вы меня так?»

«А для того, чтоб вы, конструкторы, знали, что такое быть стрелком!» – ответил Владимир Константинович.

Серия испытаний Ил-10 с новыми пушками НР-10 Нудельмана прошла отлично, составили акт и запустили самолет на Воронежском заводе. А вскоре Певзнера вызвал заместитель Ильюшина Бугайский:

«Надо ехать в Воронеж. Пушки не стреляют».

Пушка и патронный ящик помещались в крыле, и при определенном угле атаки в полете патроны становились дыбом, и пушку заклинивало. Лента не шла.

Четыре дня Певзнер не выходил с завода. Чего только не придумывали, да не получались без задержек в стрельбе положенные три полета – обязательно заклинивало. Однако у ильюшинских конструкторов не было принято возвращаться в Москву и докладывать, что не справился. Считалось позором.

Думал Певзнер и додумался до стального листа на шарнирах: когда из ящика сходили верхние патроны, этот лист поднимал нижние, и задержек не стало. Директор завода генерал Смирнов на радостях выделил изрядную сумму премиальных пилоту и всем, кто участвовал в испытаниях. Певзнер от своей премии отказался: «Я приехал по заданию генерального выполнять свою работу и не возьму у вас ни копейки. У нас так принято. Если Ильюшин найдет нужным меня отметить, я не откажусь».

С тем и уехал. А Ильюшин объявил благодарность, и все. И Певзнер не возмущался. Так были воспитаны.

В годы войны выпустили 41129 штурмовиков Ильюшина.

Это самая высокая цифра не только в советских ВВС, но и рекорд в истории мировой авиации.

И Ил-2, и Ил-10 были весьма технологичны в производстве. Трудовые затраты на один самолет – 4200 часов, что значительно меньше, чем для других самолетов. Это и позволяло выпускать штурмовики по нескольку тысяч в год.

Ильюшин увидит конструкцию: «Ну а сделать как? Сложно?»

Закажет эту деталь рабочему высокой квалификации, а потом говорит: «Он-то сделал, и я знаю, как сделал, а в серии брак пойдет. Надо так придумать деталь, чтобы ее смог выточить стоящий на ящике у станка подросток...»

Попросит рабочего: «Покажи мне самую сложную деталь».

Смотрит: весит 75 килограммов, длина – два с половиной метра, делают ее из поковки весом в две тонны. Весь остальной металл идет в стружку. Ильюшин посоветовал расчленить поковку на четыре части – и делать легче, и вес уменьшился.

Все гениальное просто, лежит рядом, но увидеть его дано гению.

Ильюшин всю жизнь стремился к простоте, хотел совместить, казалось, несовместимое, сделать самолет как можно лучше, проще и дешевле. И как ни парадоксально, это совмещение ему удавалось.

«Ильюшин – мастер простых решений, – пишет А.С. Яковлев. – Именно об этом свидетельствуют все его самолеты. А ведь известно, как трудно создавать простое».

Что проще стихотворения «Я помню чудное мгновенье...», однако всю ночь мучился герой Ильфа и Петрова, пока сочинил его, но утром, к сожалению, оказалось, что его уже написал некий Пушкин...

«Ни один другой самолет времен войны не удавалось восстановить и отремонтировать в столь короткий срок, как это делалось с ильюшинским штурмовиком», – говорит генерал-полковник авиации А.Н. Пономарев.

Лопасти винта, погнутые при вынужденной посадке, выправляли незаменимой русской кувалдой, крылья и хвост быстро ремонтировали или ставили другие – от разбитого самолета. Конструктор продумал каждую мелочь. Большие люки позволяли быстро и несложно добраться к основным узлам и агрегатам самолета и мотора, и, казалось, совершенно разбитая машина после ремонта в полевых условиях делала еще десятки боевых вылетов...