Иосиф Линдер - Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

Любая социальная реформа, а тем более революция – это многосложный и очень болезненный процесс изменения системы нравственных координат всего социума и переоценки ранее сложившихся представлений о ценностях. Мы часто забываем, что сами хотим и ждем важных и нужных перемен , но когда они наступают, оказывается, что они не только важные и нужные, но жестокие, непоследовательные, капризно-переменчивые и практически всегда чрезвычайно кровавые .

Люди в ужасе мечутся в поисках новых опор, новых правд, более гуманного и адекватного мироустройства. Происходит социальный взрыв. Что-то якобы косное и отжившее покидает этот мир, а потом по прошествии времени вновь нарождается на свет уже в неузнаваемом обличье, будоража сознание и выворачивая наизнанку неискушенные души, чтобы через какое-то время вновь отмереть и покинуть этот мир.

Как говорил Екклесиаст: «Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

Новый год, казалось, не хотел наступать в атмосфере праздника и веселья. Погода была слякотной, столбик термометра никак не желал опускаться ниже плюс четырех-пяти градусов. Да и апрельские островки грязного снега посреди декабря никак не соответствовали представлениям о кануне Нового года, которые мы впитали с молоком матери и вынесли из бабушкиных сказок.

Банальности преследуют нас повсюду и делают жизнь традиционно предсказуемой. А вот когда ситуация становится нестандартной, банальность вдруг превращается в нечто привычное, желанное и объяснимо-близкое, ставшее чем-то вроде нашей второй натуры.

Звонок был совершенно обычным, как и множество других таких же звонков, методично разряжающих батарею моего сотового телефона. Марина произнесла сдержанно-стоическим тоном:

– Час назад папы не стало…

Мы все давно знали о его страшной болезни и о том, что на этой стадии ее развития рассчитывать на чудо уже не приходится. Борьба с недугом шла на протяжении нескольких долгих и мучительных лет с переменным успехом и с огромными человеческими потерями. Несколько раньше внезапно ушла из жизни его жизнерадостная супруга, которая всегда была душой нашей и любой другой компании. Обладая актерскими способностями и мощной энергетикой, она щедро делилась своим жизнелюбием с окружающими, вселяя бодрость и уверенность в завтрашнем дне даже в самых отчаянных пессимистов. И вдруг сердце этой сильной и доброй женщины не выдержало напряжения очередной стычки в битве за жизнь близкого человека.

Слова Марины звучали как-то неприлично обыденно. Мы обсуждали вопросы участия в траурных мероприятиях как нечто само собой разумеющееся. Вскоре разговор был закончен, но я некоторое время продолжал сжимать трубку в руке, ощущая внутри какую-то омертвелую пустоту. А экран еще долго светился, словно телефон завис, пытаясь охватить своим ограниченным электронным умишком истинный смысл простых слов: «Час назад папы не стало…»

Командировка начиналась как-то со скрипом. То возникли вопросы с программой, то рейсы совершенно разных авиакомпаний просто категорически отказывались состыковываться. То у меня не оказалось к нужному сроку паспорта соответствующей категории, в котором нужно было к тому же поставить кучу разнообразных виз. То вдруг финансы запели романсы, хотя в доме всегда было полно денег, и вполне могло случиться, что ехать придется вообще на свои кровные.

Мы все бессмысленно суетимся, в этом причина того, что мы загнаны жизнью, как лошади на изматывающих скачках. Но если нет движения, не будет и результата. Некоторые старшие товарищи при виде моей назойливой персоны старались молча и побыстрее открыть сейф, вынуть все необходимое и, получив мою подпись на отчетном документе, столь же быстро и со вздохом облегчения захлопнуть за моей спиной дверь. У некоторых при моем появлении кривилось лицо в вежливой, но фальшивой улыбке. У других губы начинали шевелиться в беззвучной матерной скороговорке. А кое-кто даже заходился, словно хронический астматик, в удушающем кашле.

И вот благодаря неимоверным усилиям за три дня до вылета все было готово, но возникла обычная для подобной ситуации вынужденная пауза, во время которой ты просто не знаешь чем заняться. Я многократно проверял все документы и в который уже раз старался вычитать что-либо новое и доселе неизвестное в рабочих материалах, планируя варианты реализации очередного задания.

Под утро перед вылетом сон был поверхностным и тревожным. Снилась всякая детективная чепуха с погонями, перестрелками и какими-то ужастиками – верный признак проблемной поездки. Однако на этой стадии обошлось без сюрпризов. Машина, как положено, ждала у подъезда. В Шереметьево-2 примчались загодя. Оформление прошло как обычно: чисто выбритый и чуть освеженный коньяком, Питон, один из моих сопровождающих, вырос передо мной как из-под земли и, бросив на меня строгий взгляд, «конфисковал» мой шикарный пилотский кейс из крокодиловой кожи, предмет зависти многих новоявленных бизнесменов первой перестроечной волны.

Вместе со вторым сопровождающим мы прошли в зал первого класса, где уже был накрыт наш любимый столик в дальнем углу. Питон появился минут через десять, неся мой кейс и традиционную бутылку «Хеннесси» из дьюти-фри. Молоденькая продавщица, семенившая за моим двухметровым товарищем, привычно положила передо мной чек и, получив соответствующую купюру в СКВ, улыбнулась на величину неспрошенной сдачи и вальяжно удалилась, чуть покачивая округлыми бедрами. Мужики проводили девчонку восхищенными взглядами и, покачав головами, отработанным движением обезглавили бутылку шикарного коньяка.

– Улетать с Родины и возвращаться на Родину надо под анестезией, – привычно прозвучал наш первый тост, и обжигающая жидкость разлилась благостным теплом по телу.

Я заказал уже третью чашку кофе и третью перемену закуски, а мужики, разменяв очередную сотню баксов из моего бумажника, допивали вторую бутылку коньяка за мою поездку. Молоденький старлей проскользнул в зал, подскочил к Питону, что-то шепнул на ухо и так же моментально исчез из зала.

– Борисыч, гони еще сотню, а лучше полторы – задержка рейса.

Питон привычным жестом смахнул со стола купюру и, четко выдерживая линию, проследовал в известном направлении, чтобы через несколько минут появиться с очередной порцией незаменимого для его жизненного равновесия живительного напитка.

Второй сопровождающий задумчиво смотрит на меня, чуть поглаживая свой подбородок.

– Как будет с пересадкой? – не то спрашивая, не то констатируя, задумчиво произносит он.