Иосиф Линдер - Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

Меченый на мгновение испугался, но тут же по-кошачьи сощурил глаза, злорадно улыбнулся и отвернулся от У-Пу. Он нашел, как заставить этого лекаря унижаться. Медленно подойдя к Лю-Ань, Меченый как бы в раздумье постоял около нее, переводя взгляд с горящих ненавистью глаз У-Пу на прекрасные и полные слез глаза Лю-Ань. Затем Меченый, глядя на У-Пу, медленно нагнулся к Лю-Ань, взялся пальцами за ворот ее одежды… И вдруг с силой рванул руку на себя, разрывая одеяние и обнажая тело.

Когда Меченый подошел к девушке и с издевкой взглянул на У-Пу, тот сразу понял, что произойдет в следующее мгновение. Но, только увидев полные ужаса и отчаяния глаза Лю-Ань, увидев рвущиеся лоскуты ее одежды и обнажающееся тело, У-Пу полностью осознал положение, в которое он попал. Мышцы его напряглись, веревка больно впилась в тело, разрывая кожу рук. Но эта боль не подавила его, а лишь придала сил. Веревка лопнула, и У-Пу подобно стреле, выпущенной из дальнобойного лука, бросился вперед.

Меченый обернулся в тот момент, когда У-Пу сделал первый большой прыжок в его сторону. Меченый выхватил нож из складок халата и, отскочив в сторону от полуобнаженной девушки, бросился к костру. Он успел выхватить толстый обгоревший сук, конец которого зловеще тлел, готовый передать свой губительный жар всему живому.

Каким-то внутренним чувством Меченый понял, что ему необходимо только нападать. И, подчиняясь этому животному чутью, он бросился на своего врага с единственной целью: лишить его жизни и сохранить свою.

У-Пу пропустил удар головней мимо себя, ногой выбил горящую палку из рук Меченого и сделал несколько кувырков в сторону. Но когда У-Пу встал на ноги, Меченый метнул в него свой нож, целясь в грудь. Расстояние было невелико, но многолетняя кропотливая тренировка спасла У-Пу. Его ладони мгновенно соединились, их основания намертво зафиксировали лезвие ножа у самой рукоятки. Меченый, не ожидавший такого исхода событий, на мгновение замер, не веря тому, что произошло.

В следующую секунду какая-то неведомая сила бросила его на землю. Он перевернулся через голову и бросился бежать к оврагу, стремясь быстрее укрыться за спасительными стволами деревьев. Но, не добежав до спасительного склона всего несколько шагов, Меченый почувствовал сильный удар в спину, в груди что-то лопнуло, горячая и упругая волна забилась внутри груди, и по телу стала разливаться горячая удушливая дурнота. Меченый устоял на ногах, неестественно выгнув назад спину. Он, пошатываясь, медленно повернулся и увидел спокойно-сосредоточенное лицо У-Пу. Боль в спине отчего-то усилилась, Меченый неуклюже попытался дотянуться до рукоятки ножа, засевшего у него между лопаток, тяжело качнулся в сторону.

Все поплыло у него перед глазами: быстро сменились сцены казни Хуа-То, засада у дороги, его унижение перед лицом главы Небесного совета, дорогой пояс с серебряной пряжкой, зарытый клад… Все это пронеслось за несколько мгновений у него перед глазами. Меченый постарался удержать равновесие и от ужаса приближения чего-то неотвратимого, липкого и бездонного, хотел закричать. Закричать громко, чтобы его услышали и во дворце Цао-Цао, и в палатах главы Небесного совета, и на площадях всех городов. Но Меченый только широко открыл рот, сдавленно захрипел, горлом хлынула алая горячая кровь. Он отшатнулся, схватился руками за грудь, оступился на краю склона и покатился на дно оврага, оставляя за собой кровавый след.

У-Пу подошел к краю оврага и увидел на его дне тело того, кто все последние дни и месяцы преследовал его. Пытался заставить отказаться от правды и поверить в ложь. Пытался перерезать пути поиска истины и повернуть на путь слепой веры в догматы сильных мира сего. Этот человек со шрамом на щеке пытался убить идеи Хуа-То, не дать развиться свободной человеческой мысли. Он служил тем силам, которые всегда готовы во имя сомнительной выгоды черное выдать за белое, зло назвать жизненной необходимостью, правду окрестить ложью и сплетнями. Ради дорогого пояса с серебряной пряжкой, связки монет и пары золотых слитков они готовы продать и предать своих друзей, родных, детей, свои вчерашние идеалы.

У-Пу словно очнулся от забытья и бросился к Лю-Ань. От всего пережитого и увиденного та была чуть жива. У-Пу развязал Лю-Ань, она прижалась к его груди, и ее плечи задрожали под его сильными и нежными руками. С большим трудом У-Пу удалось успокоить девушку.

Пока Лю-Ань переодевалась в целое платье, У-Пу достал из ларца полынь, прижег у себя на руках точки выше того места, где веревка разрезала кожу. Затем он достал небольшую емкость с винным уксусом, налил немного остро пахнущей жидкости на тряпицу и тщательно протер раны на обеих руках и ссадину на голове. После чего он достал чистую длинную полосу ткани, скатанную в рулон, и начал перевязывать рану, но в этот момент мягкие женские ладони Лю-Ань легли на его сильные руки. Девушка взяла из рук У-Пу полоску материи и сделала две аккуратные повязки на ранах.

У-Пу взял маленькие ладони Лю-Ань в свои и молча взглянул в глаза девушки. На ее лице появилось легкое удивление, но во взгляде У-Пу девушка прочла столько нежности и душевной теплоты, что, невольно смутившись, она залилась румянцем и опустила глаза, чуть прикрыв их красивыми ресницами. Казалось, все окружающее исчезло, а время остановило свой бег. Они не замечали того, что ветер, играя верхушками деревьев, ведет разговор с их ветвями и листьями. А те отвечают ему легким шуршанием, как бы боясь помешать тому, что сейчас происходило в сердцах и душах двух людей, молча сидевших под лесными кронами. Лю-Ань подняла глаза, и У-Пу почувствовал в ее искрящемся взгляде ответы на все беспокоившие его сейчас вопросы.

Ко дню рождения новой луны Лю-Ань привела У-Пу в свое родное селение. Дом, в котором Лю-Ань появилась на свет, сохранился, хотя заметно обветшал. С помощью соседей и дальних родственников его отремонтировали, и после совершения свадебного обряда У-Пу и Лю-Ань поселились в собственном доме, который на долгие десятилетия стал для них родным. От весны до лета и от осени до зимы…

Рядом с кувшином вина на низком столике красовались две маленькие изящные чашечки, на дне которых лежали лепестки хризантем. Лето уже начало уступать свои права осени, но она еще не проявила себя в всей красе. Дед и внук сидели в саду, наслаждаясь беседой, ощущая слияние с природой. Вокруг царила тишина, теплый ветерок поигрывал полами одежды, тихонько ворошил серебристо-белые пряди на голове деда и пытался разметать черные, как смоль, густые волосы внука.