Валерий Киселев - Заплачено кровью

Через двое суток группа лейтенанта Абрамова привела пленного немца-сапера. Он сообщил, что у них каждый день выводят по одной роте с передовой в тыл на отдых.

"Значит, двигаться вперед пока не собираются...", - решил Шапошников.

Каждый день затишья для дивизии полковника Гришина был поистине золотым. После тяжелейших июльских и августовских боев она оживала, набирала, пусть и не прежнюю, но достаточную силу. Кроме окруженцев из разных разбитых частей, в дивизию пришло несколько маршевых батальонов из Саратова, Куйбышева, Сибири, за счет чего были восстановлены все стрелковые полки, хотя и не до штата, но пополнены батальоны, воссозданы все роты. Из управления кадров фронта пришло необходимое количество командиров, которые заменили многих взводных-сержантов, а то и рядовых.

409-м стрелковым полком стал командовать майор Петр Князев, а батальонный комиссар Максим Михеев свои полномочия командира 624-го полка сдал майору Павлу Тарасову. Дивизия получила немного пулеметов, минометов, лошадей, автомашин, но с артиллерией дело обстояло все еще неважно. 497-й гаубичный артполк майора Малыха с учетом тех людей, что влились к нему из артполка Смолина, насчитывал около ста пятидесяти человек, но орудий у него имелось всего три.

В один из сентябрьских дней в блиндаж к Гришину пришел его комиссар Петр Никифорович Канцедал:

- Иван Тихонович, есть сведения о последнем бое комиссара ЛАПа Макаревиче. Вот товарищ, вчера вышел из окружения...

- Лейтенант Ковалев, командир взвода управления дивизиона старшего лейтенанта Братушевского.

- Садитесь товарищ Ковалев, - предложил Гришин, - рассказывайте.

- Было это девятнадцатого августа, - начал свой рассказ лейтенант Ковалев. - Наш дивизион оборонял мост через Ипуть на станции Сураж. Где-то после обеда показалась колонна немецких танков, завязался бой. Стояли все насмерть. Комиссар Макаревич сам стрелял из орудия, когда погиб расчет, это я видел. Били прямой наводкой, но снарядов у нас оставалось мало, всего по одному зарядному ящику на орудие. Потом ко мне прибежал посыльный от Братушевского, там же был и комиссар. Они приказали мне забрать всех раненых и тех, кто не связан с орудиями, показали маршрут, и я с проводником, местным жителем, пошли на Унечу. Прибыли туда к утру следующего дня. А вечером с места боя пришел сержант Славянский, он и рассказал, что дивизион погиб, Братушевский и Макаревич тоже. Ночью мы с разведчиками ходили на место боя. Тела убитых Макаревича и Братушевского мы не нашли, местные жители рассказали, что бойцы похоронили их в воронках возле реки...

Гришин переглянулся с Канцедалом. Оба нахмурились.

- А о полковнике Смолине и капитане Полянцеве вам ничего не известно?

- Нет. Связь с ними мы потеряли раньше.

- Спасибо, товарищ Ковалев. Идите отдыхайте.

Когда Ковалев ушел, Гришин достал папиросу.

- Вот, Петр Никифорович, еще одна страничка истории нашей дивизии... Что же произошло со Смолиным? Не хочется думать о нем плохо.

- Да, жалко Макаревича, жалко. Как бы там ни было, но честь полка он спас. Ты веришь, что они в одном бою подбили одиннадцать танков?

- Братушевский - сильный артиллерист. Его батарея и до войны была лучшей в полку. Был бы жив, да знать бы все обстоятельства этого боя подали бы на Героя.

- Да-а, - протянул Канцедал. - Из пяти комиссаров полков остался один Михеев. А Иванова мне что-то больше всех жаль...

- Из командиров полков один Малых остался, - добавил Гришин. - Потери, потери... Разве думали, что такого сильного состава не хватит и на три месяца войны. Сколько людей потеряли, и каких людей...

- И что, думаешь, напрасно? - спросил Канцедал. - Я слежу за обстановкой и по газетам и, по-моему, нам досталось воевать с самой сильной группировкой немцев на всем фронте. И, думаю, воевали мы в целом неплохо.

- Да, это большое дело, что у нас кадровая дивизия, - сказал Гришин. Если бы не это, давно бы от нас ничего не осталось.

- Да, костяк у нас сохранился, не смотря ни на что. Как думаешь, дальше не побежим - к Волге?

- Немец подвыдохся, это чувствуется. Но маневрирует лучше нас. Ты думаешь, у нас так уж намного по сравнению с ним меньше сил? Не всегда умеем ими как следует распорядиться, вот беда. Но уверен, что если по нам будет нанесен главный удар, выстоим. Сейчас все же выстоим.

- Это без артиллерии-то, Иван Тихонович?

- Удар танковой дивизии сдержим, готов спорить. Ты вспомни бои под Трубчевском. Чем тогда воевали?

- Да, иной раз кажется, что хотя нас и меньше, но стали сильнее, чем тот состав, с которым выехали на фронт. Воевать стали злее и увереннее. Нет, с таким народом воевать можно...

Ветеринарный врач капитан Набель, уставший за день, сидел в избушке у дороги, дожидаясь, когда сварится ужин. На дороге послышался шум мотора и вскоре в избушку постучались.

- Можно на огонек? - спросил, открыв дверь, высокий мужчина.

Вошли двое.

- О, почти коллеги, - Набель посмотрел на эмблемы медиков, - а я конский доктор. Проходите. Капитан ветслужбы Набель, или проще, если сумеете выговорить, Никтополион Антонович.

Вошедшие недоуменно переглянулись, услышав необычное имя.

- Никтополион - значит, занимающийся государственными делами ночью. Хотите - конятиной угощу?

- А фронт здесь с какой стороны? - спросил худощавый, с впалыми щеками. - Стрельба отовсюду...

- А что вы за птицы?

- Мне в полк майора Князева. Назначен врачом, - ответил высокий в не по росту короткой шинели и представился: - Военврач Пиорунский.

- А мне в медсанбат, - ответил второй. - Гуменюк Иван Иванович.

- Располагайтесь, переночуете, - предложил Набель, - утром покажу дорогу, - он достал из чугуна три куска мяса. - Любите конину?

- Как вам сказать... Не пробовал еще, - ответил Гуменюк. - А вы давно на фронте?

- С третьей недели войны.

- И все время в этой дивизии?

- Да. С формирования. Два раза судьба меня от нее отрывала и снова, чудом, возвращала.

- Повидали, значит, много чего?

- Выгрузились мы под Чаусами, - начал свой рассказ Набель, чувствуя, что нашел хороших слушателей. - Только с эшелона - стрельба. Я пошел узнать, в чем дело - немецкие танки. Стали запрягать лошадей, а у нас у одной повозки сломалось дышло, пока я его заменял, гляжу - остался один. Пошел на восток. Спустился лесом по речке Проня, вышел в район Кричева, там, на шоссе - поток людей, повозки, орудия, машины, и все спешат на восток. Случайно узнал, что ветчасть полка впереди. А самолеты их - ну просто издевались над нами. Под Кричевом затор, сбрасывают с дороги повозки, машины. Врача там нашего убило, пулей в спину, с самолета. Добрался до Рославля. Там войск полно, а понять ничего не можно, все движется вперед. Указок на дорогах нет, едем на Юхнов, какие-то войска идут и на Брянск. Наконец, дошел, до столицы осталось всего сто километров. Завернули нас оттуда к Брянску, потом снова оказался в Рославле, оттуда опять со многими приключениями попал в свою дивизию, и то хорошо, что Бодякшина встретил, нашего дивизионного ветврача, он думал, что я уж давно убит. Вот какой крюк по России пришлось сделать. Потом отступали на Стародуб, и, наконец, Трубчевск. Вот только здесь и начал конями заниматься, а то все было не до них.