Диего Марадона - Я - Эль Диего

Я знал, что «Коко» меня любит, но я не хотел сам делать шаг ему навстречу. Были и те, кто пытался вбить ему в голову, что я буду разлагать коллектив и так далее, и в том же духе… Тогда я выступил с обращением на страницах прессы 23 сентября: «С «Коко» мы никогда не дистанцировались друг от друга, мы оба вскипаем очень быстро, и мы уже все выяснили, кому что не нравится. Теперь я должен улучшить свою физическую форму, чтобы вернуться в сборную». А два дня спустя мы с ним встретились.

Басиле официально попросил меня вернуться в сборную на встрече в офисе его агента, Норберто Рекассенса, которая продолжалась два часа. Там же был его помощник, профессор Эчеваррия, который уже несколько раз беседовал со мной, и знал, как никто другой, что я способен на любую жертву. «Коко» сделал мне официальное предложение как тренер сборной, и я сказал ему «да».

Мысль о возвращении в сборную меня вдохновляла, это стоило сделать хотя бы ради того, чтобы моя страна не осталась за бортом мундиаля. Но было вовсе не обязательно, чтобы сборная отправилась США только вместе со мной. И постепенно ребята стали понимать, что я собой представляю, ведь в сборной были сплошные новички! Эта команда выиграла два Кубка Америки, но она не была великой командой!

Мне хватило одного взгляда чтобы понять, в каком состоянии находится сборная: игроки были разбиты и подавлены. Я начал с того, что попытался расставить точки над «i» с Руджери, который тогда являлся капитаном команды, но он отреагировал болезненно, заявив, что я нарушаю все правила, вынося на обсуждение то, что не следует… И я ему ответил… очень легко: «Оскар Руджери абсолютно не оскорбил меня, он меня огорчил, потому что сказал много глупостей, и мне показалось нелепым то, что такие серьезные люди говорят такие вещи». Мы уединились в одной из комнат и там высказали друг другу все, что думаем. И чуть ли не подрались — не на кулаках, но… И я заставил его понять, что он не сможет помешать мне высказываться о сборной, для которой я столько сделал, так, как я считаю нужным. И он это понял.

После этого я встретился с Редондо. Когда он в первый раз отказался от приглашения в сборную из-за учебы в университете (!), «El Grafico» разместил на своих страницах фотографию, где Редондо был изображен сидящим с книгами под рукой напротив своего факультета. Я сказал ему, нет, я прокричал ему: «Посмотри, для меня те, кто держат книжки под рукой и выставляют меня невеждой, — настоящие сукины дети! Понимаешь?!». Он ответил мне: «Я сделал это безо всякого умысла, извини меня, Диего, и не бери в голову». А я уже не мог остановиться: «Если кто и может назвать меня невеждой, то только моя дочь, но не ты. Ты для меня всего лишь кусок дерьма». И парень повел себя очень достойно, он уже тогда был личностью. Он мне привел все свои доводы, один за другим, но я был неумолим: «Можешь рассказывать мне все, что хочешь, но никто не смеет выставлять меня невеждой».

Я был готов подраться с ним, как с Руджери, и он тоже… Однако ни тот, ни другой не имели достаточной смелости для того, чтобы в открытую пойти против меня, так как я стоял на защите интересов сборной.

Всем остальным я сказал следующее: «Перестаньте валять дурака! Мы будем играть и победим, потому что мы должны выйти в финальную часть чемпионата мира». И мы вышли; пусть и усираясь, но все-таки вышли.

В Австралии не было антидопингового контроля. Почему его не было? На этот вопрос должны ответить Авеланж, Блаттер, Грондона, они. Они настаивали, что речь не шла о том, чтобы Аргентина осталась за бортом Мундиаля; якобы они хотели развязать нам руки, чтобы мы принимали эфедрин или еще что-нибудь, что могло заставить нас летать по полю…Ну не смешите меня, пожалуйста! Я убежден, что они не провели допинг-контроль потому, что боялись.

В Сиднее я отметил свой 33-й день рождения, отметил на день раньше из-за разницы в часовых поясах; когда там было уже 30 октября, здесь — все еще 29-е. Мне подарили торт в форме Кубка Мира и самым большим счастьем для меня было съесть его вместе с Клаудией, моим отцом и моими друзьями. Клаудия разбудила меня рано и вручила мне свой подарок — восхитительный «слип» от Версаче, а также двух черно-белых плюшевых медвежат от моих дочерей. Тут же она включила магнитофон, и раздались голоса Дальмы и Джаннины, певших песню для меня и про меня. У меня из глаз покатились слезы. Я помню, как Хуан Пабло Варски, посланный 13-м каналом, поставил грузовик с динамиками у входа в отель, оттуда транслировал мой праздник и позвал мне к телефону великого Фито Паеса. И я чувствовал, что та песня «Дай моему сердцу радость» исполнялась для меня. Я был счастлив. Все мои недоброжелатели могут говорить, что я находился на привилегированном положении, но для меня они были не более чем признанием моих достижений за годы футбольной карьеры. К примеру, номер в отеле «Holiday Inn Cogee Beach» выбрала моя жена, и я рассказал об этом публично, чтобы всем было предельно ясно: «Ребята, в 33 года, после всего того, что я выиграл, я не могу просить свою супругу приходить ко мне словно в гости в тот отель, где расположилась сборная… Ладно, или же кто-то хочет, чтобы я им говорил: «Я уже велииикий!»?». Думаю, что они все прекрасно поняли, ну, а кто не понял, тот — законченный дебил.

Все были удивлены моим внешним видом, я на самом деле был худым и весил 72 килограмма. Бедняга Ричард Гир втихую завидовал мне, глядя на меня украдкой! Серрини чуть не сошел с ума, но все же достал для меня овсянку, с которой я начинал каждое утро. Кроме того, там я завел моду на футболки и шапочки с посвящениями для аргентинцев, которые, на мой взгляд, того заслуживали: «Ольмедо, я по тебе скучаю», «Фито, дай моему сердцу радость», «Вилас, кумир», «Держись, Чарли», «Монсон, великий».

На следующий день после моего дня рождения, 31 октября, мы сыграли вничью 1:1, и единственный мяч с моей передачи забил Бальбо. Я был счастлив вновь почувствовать себя капитаном сборной, надев новую повязку синего цвета, на которой были изображены лица моих дочерей. Я заканчивал матч измотанным, но Басиле попросил меня остаться на поле до финального свистка: «Останься, останься! Пусть Редондо идет вперед, а ты — назад, только останься». Я вновь почувствовал себя нужным, но меня никоим образом не устраивала игра команды. Я не показывал и виду, но в действительности был очень разочарован. После игры я сделал единственное заявление, которое было достаточно красноречивым: «Я должен был больше снабжать мячами Абеля и Бати, я должен был держаться лучше, мы должны были выиграть… Не знаю, но лично для меня эта ничья — ничто».

Здесь мы также держались с трудом. 17 ноября на «Монументале» мы выиграли 1:0 и вышли в финальную часть чемпионата мира. Но вышли еле-еле.