М. Колесникова - Рихард Зорге

«В истории, литературе, философии, обществоведении я был намного сильнее любого из учеников моего класса. По остальным же предметам учился ниже среднего уровня. В течение длительного времени я скрупулезно изучал политическую обстановку. Когда мне исполнилось 15 лет, я стал проявлять живой интерес к таким «трудным» писателям, как Гёте, Шиллер, Лессинг, Клопшток, Данте».

Гёте, Шиллер, Лессинг – эти лучшие представители передового немецкого бюргерства жили в ту политическую и социальную эпоху, когда общество было проникнуто низким, раболепным, гнусным, торгашеским духом; и вот против этого феодально-дворянского общества, прогнившего насквозь, выступали эти писатели. Как зачарованный, повторял Рихард вслед за Фаустом:

Рождается великое во мне: Что? – угадай!..

Поразили слова Гёте: «В современной буржуазной жизни человек поставлен в очень узкие границы религией, законами, моралью…»

Высокопарный Фридрих Готлиб Клопшток, автор знаменитой четырехтомной эпической поэмы «Мессиада», показался невыносимо скучным. Зато в трактатах, драмах и статьях Лессинга Рихард открыл бездну ума и иронии, Лессинг ставил выше всего свободу мысли и силу разума, он был учителем человечества, одним из наиболее революционных умов Германии XVIII века, выдающимся деятелем немецкого Просвещения. Да и нравственный облик Лессинга импонировал Рихарду. Великий драматург был на редкость щедрым человеком: говорят, он постоянно держал в карманах золотые вместе с мелкой монетой и часто по ошибке подавал нищему золотой. Если нищий возвращал монету, Лессинг смеялся от радости, что есть еще на свете честные люди, и приказывал нищему взять червонец. «Умереть за правду прекраснее, чем обладать ею», – говорил Лессинг, и эти слова были девизом его жизни. Он ненавидел прусскую монархию, прусского короля Фридриха III, именовал Пруссию «самой рабской страной в Европе».

Говорят, что у Ибсена был удивительный дар направлять разговор па темы, могущие дать ему материал для изучения характеров. Подобным даром обладал и юный Рихард Зорге. У него была «жажда» на людей. Он их всех помнил, так как обладал исключительной памятью.

Он обладал всеми родами памяти: памятью мест, вещей, форм, памятью на чувства, звуки, запахи; он мог буквально воспроизводить раз прочитанное. Под влиянием Гёте, Шиллера и Лессинга он начал писать стихи. Это были аллегории, философские отвлеченности, настроения, выраженные в холодных четких образах.

Умей смирять желания свои, Прячь и храни и радость, и страданье, Настойчив будь в минуту испытанья…

Уже в эту пору он старался выработать некое жизненное кредо. Гордые слова Данте стали его девизом: «Segui il tuo corso, e lascia dir le genti!» («Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно!»)

В 1911 году умер Адольф Зорге. Грудная жаба и постоянные волнения скосили его. А волноваться было от чего: в этом году цены на нефть резко упали, Адольф Зорге со своими ашперонскими участками оказался на грани разорения.

…Рихард сделался замкнутым, утратил интерес к озорным проделкам. Он стал взрослее. Юность кончилась. И если раньше он проявлял интерес к чужой душевной жизни, то сейчас занялся самонаблюдением. По-прежнему оставался в нем глубокий интерес к политике, и он узнает, что в мире назревают грозные события. Все чаще стали писать газеты о Марокко, где сталкивались интересы Германии и Франции; французская печать на повестку дня поставила вопрос об Эльзасе и Лотарингии, захваченных Германией; немецкие журналисты и политики в открытую заявляли, что главный враг Германии – Англия и что пора силой оружия вытеснить ее с рынков на Ближнем Востоке и в Африке. Неплохо было бы отторгнуть у России Прибалтику, Финляндию, Украину, укрепиться на Кавказе…

Назревала мировая война.

Со школьной скамьи я пересел на эшафот. (Из записок Р. Зорге)

Рихард учился в повышенной средней школе, в берлинском районе Рихтфильде. Ему шел девятнадцатый год. Летние каникулы он решил провести в Швеции. Эта страна все время манила его. Здесь, в Швеции, и застала его весть о начале войны. После выстрела в Сараеве Австро-Венгрия 28 июля 1914 года объявила войну Сербии. Царское правительство России объявило всеобщую мобилизацию; Германия, используя это как предлог, объявила войну России, а три дня спустя – Франции; Англия – Германии…

Рихард Зорге заторопился домой и с последним пароходом покинул Швецию. Пока пароход медленно тащился из Стокгольма в Киль, Рихард обдумывал все происходящее. Кто виновник войны?.. Кто он, Гаврило Принцип, застреливший в Сараеве австрийского наследника эрцгерцога Франца-Фердинанда? Считалось, что выстрелы этого сербского гимназиста положили начало мировой войне. Гимназист. Мальчишка… Газеты поместили две фотографии: наследник австрийского престола Франц-Фердинанд с супругой в роскошном автомобиле незадолго до покушения; полицейские и прохожие хватают Гаврилу Принципа. Лица гимназиста не видно – он низко наклонил голову, по-видимому стремясь боднуть полицейского в живот.

Должно быть, этот юноша, поднявший руку на Габсбургов, на Франца-Фердинанда, добивавшегося уничтожения государственной независимости Сербии, считал себя патриотом и вовсе не помышлял о славе Герострата; он был мстителем, а газеты возвели его в ранг величайшего провокатора. Казалось бы, такой человек, спровоцировавший грандиознейшую из войн, должен стать героем века.

Но как ни странно, его вроде бы сразу забыли, тем самым подтверждая, что личность сербского гимназиста, в общем-то, никакого значения не имеет. Зато щедро писали о рынках, о превосходстве немецкой расы, о великой Пруссии, о превосходстве германской армии по численности, боевой подготовке и вооружению над армиями Антанты, о культе силы оружия и войны как «части мирового божественного порядка», о том, что ум немецкого народа со времени Фридриха II всегда был направлен на усовершенствование войны и что к враждебным народам нужно применить свои законы войны. Из нафталина вытащили шестидесятисемилетнего Гинденбурга и поставили во главе 8-й армии. Некто Фриманн пророчествовал: «Война будет иметь целебное свойство, даже если ее немцы и проиграют, ибо наступит хаос, из которого выйдет диктатор». Берлинское правительство, увлекаемое слепой пангерманской партией, явно было опьянено своим могуществом. Сила создает право! Эта немецкая война должна завершить дело Бисмарка и воскресить от долгого сна Священную Римскую империю германской нации. Не может заблуждаться та мораль, за которой стоит сила… и да здравствуют «Великогерманский рейх» и «Мировая империя из государств германского типа».

«В школу я так и не вернулся, выпускные экзамены не сдавал и сразу добровольцем пошел в армию. Что толкнуло меня на это? Горячее желание начать новую жизнь, покончить со школярством, стремление освободиться от жизни, которая 18-летнему юноше казалась абсолютно бессмысленной. Имело значение и общее возбуждение, вызванное войной. О своем решении я не сказал никому – ни товарищам, ни матери, ни другим родственникам».