Томас Урбан - Набоков в Берлине

Набоков принадлежал к числу молодых литераторов, которые быстро поняли, что времена ностальгии, времена реминисценций царских времен безвозвратно ушли. Он стал выводить на сцену в своих коротких пьесах, которые он писал для «Синей птицы», эмигрантов из русского Берлина, подобно героям своих ранних рассказов и романов и нашел в Иване Лукаше, который был на семь лет старше его, заинтересованного сподвижника. Вместе они сочинили множество скетчей, репетировали с актерами, заботились о декорациях. Временами Набоков сам выходил на сцену. Вместе с Лукашом он написал даже пьесу с балетными вставками, названия которой Набоков не мог вспомнить, но которая была поставлена на сцене какого-то немецкого провинциального города. Она не стала предметом гордости Набокова. «Она была ужасна, если бы она попала мне в руки, я бы ее уничтожил!» [165] Andrew Field. Nabokov: His Life in Part. New York, 1977, p. 163. Тогда программы «Синей птицы» составлялись в основном из ряда эстрадных номеров, до десяти в один вечер. Но иногда в репертуар включались и более длинные одноактные пьесы, такие как «Любовь карлика» или «Китайские ширмы», совместное произведение Лукаша и Набокова. Оба произведения были заказными работами, которыми авторы надеялись поправить свое материальное положение. За «Китайские ширмы» ему было обещано сто долларов, заплатили же всего пятнадцать [166] Brian Boyd. Vladimir Nabokov. The Russian Years. Princeton NJ, 1990, p. 234. .

Набоков испытал себя и в театральных пьесах классического образца: «Трагедия господина Морна» ориентирована на драмы античной Греции. Действие происходит «в будущем» в неопределенной стране. Насколько сценична эта пьеса, Набокову узнать не удалось, ибо написанная в 1924 году драма никогда не ставилась.

Драматургические работы Набокова были не очень успешными. Руководители театров проявляли к ним в лучшем случае сдержанный интерес, но пятиактная пьеса «Человек из СССР» точно попала в нерв русской эмиграции. Премьера 1 апреля 1927 года вылилась в большой успех. Впервые жизнь русской эмиграции стала темой сценического произведения. Варьируя мотивы своих романов, Набоков создает в лице главного героя образ человека, который планирует вернуться на родину, чтобы там совершить террористические действия против советской власти [167] Владимир Набоков. Пьесы. Москва, 1990, стр. 234–244. . Герой пьесы Алексей Кузнецов под видом предпринимателя руководит подпольной антикоммунистической группой в СССР. Чтобы уйти от слежки шпиков в Берлине, он официально разводится с женой, оставляет семью и заводит в целях маскировки интрижку с русской актрисой. Но жена Кузнецова не выдерживает эмоционального давления и отвергает ухаживания одного из поклонников, ссылаясь на то, что любит мужа, чем непреднамеренно выдает его и, вероятно, обрекает на смерть.

Критики, писавшие для русской эмигрантской прессы, особенно подчеркивали чеховские моменты и хвалили психологическое напряжение действия [168] Руль [Берлин] 5.04.1927, стр. 5. . По финансовым причинам дальнейших спектаклей пьесы не последовало.

После этого, хотя и небольшого, успеха Набоков на десятилетие отвернулся от театра, не в последнюю очередь потому, что все русские сцены Берлина за это время уже закрылись. И «Синяя птица» тоже вынуждена была отказаться от своих помещений. Во второй половине двадцатых годов спектакли в Берлине стали редкостью, труппа существовала только за счет гастролей по другим центрам русской эмиграции.

Лишь в последние месяцы пребывания в Германии Набоков снова обратился к театру и работал одновременно над двумя пьесами. После переезда во Францию в 1937 году оба текста, «Событие» и «Изобретение Вальса», были опубликованы. Первая содержит в себе множество реминисценций из Чехова и Гоголя. Так, герои пьесы носят заимствованные имена и действуют так же, как в пьесах, из которых они заимствованы, то есть известным образом. Набоков использует эти шаблоны, чтобы неожиданно повернуть интригу: ожидаемое в одинаковой мере как публикой, так и действующими лицами событие в конце пьесы — объявленный акт мести опозоренного любовника — так и не произойдет.

«Изобретение Вальса» помещено в вымышленный политический контекст — положение Европы. Время действия снова отнесено в неопределенное будущее. Рамку действия образует приемная в военном министерстве какого-то неопределенного государства, в которой инженер Вальс надеется получить аудиенцию, чтобы рассказать министру об изобретенном им чудесном оружии. При этом Вальс засыпает, во сне он благодаря своему оружию возвышается до диктатора. Пьеса пародирует милитаристские амбиции тоталитарных государств. Имел ли Набоков при этом в виду Сталина или Гитлера, остается открытым, как и в его романах «Приглашение на казнь» и «Под знаком незаконнорожденных».

Впоследствии Набоков лишь спорадически высказывался по поводу своих театральных пьес и скетчей. В мемуарах драматические произведения вообще не упоминаются. И в его позднем автобиографическом произведении «Смотри на арлекинов!», в котором он иронически обыгрывает почти все свои романы, тоже нет никаких ссылок. Драматическое творчество Набокова в значительной мере осталось вне поля зрения мировой литературной критики. Но именно у него на родине в России, где при жизни публикация его произведений была запрещена, эти пьесы были открыты заново и нашли живой отклик у публики. Из России они недавно снова пришли на Запад, в том числе и в Берлин. В 1996 году состоялась премьера пьесы «Полюс» на сцене театра «Шаубюне» у Ленинерплац в Берлине-Вильмерсдорфе — всего в нескольких сотнях метров от того места, где Набоков начал писать ее семь десятилетий назад.

Среди предков Набокова были и немцы: остзейские бароны, композитор из Саксонии и книгоиздатель из Кенигсберга. Тем не менее он, как он сам с сожалением признавался в последние годы, попирал немецкую культуру, отводя ей место только в виде «горьких сносок» [169] Dieter Е. Zimmer. «Despot in meiner Welt. Ein Gespräch mit Wladimir Nabokov» // Die Zeit [Hamburg] 28.10.1966, S. 18. . Он не мог и не хотел выражать симпатию Германии и немцам. Их язык он выучил лишь весьма несовершенно, хотя и прожил среди них полтора десятилетия. Если в двадцатые годы его оценка и изображение обитателей страны, где он жил в изгнании, колебались между безразличием и легкой антипатией, то после того, что он узнал в нацистские времена, его отношение к ним было только негативным. Германия, из которой Набоков бежал в 1937 году, была злой и достойной презрения. Другой Германии, страны либеральных и социалдемократических политиков, страны художников, которые отвергали национализм, которые сами стали жертвами, он не знал.