Давыд Гай - Небесное притяжение

Вот, пожалуй, и все, чем располагал Владимир Михайлович в тот момент. Он пошел за советом к Петлякову, благо далеко идти не пришлось — с этажа на этаж. Тот свел Мясищева с Михаилом Николаевичем Петровым, отвечающим за внедрение герметической кабины на истребителе 100, затем переделанном в пикировщик. Петров разрешил некоторые сомнения Мясищева.

В итоге на ДВБ впервые в мировой практике появилось две герметические кабины — носовая и кормовая. Через несколько месяцев американцы повторили опыт Мясищева на В-29.

Новизна ощущалась буквально во всем, что делали конструкторы мясищевской группы, увлекаемые своим руководителем. Скажем, крыло достаточно большой площади — почти 80 квадратных метров — было самым тонким из применявшихся в советском авиастроении. Мясищева это не пугало — продувки в аэродинамической трубе показали высокие качества крыла, а расчеты подтверждали необходимую прочность.

В фюзеляже имелся гигантский бомбовый отсек длиной 7 метров, окантованный мощной жесткой рамой. И здесь явно чувствовался мясищевский почерк, идеи, некогда им воплощенные. Семь лет назад, в 1932-м, бригада Владимира Михайловича сделала на АНТ-16 примерно такой отсек, но чуть меньших размеров. Опыт пригодился как нельзя лучше.

Любопытно было задумано и шасси — трехколесное, с передней ногой и двумя основными ногами, убираемыми в гондолы двигателей. И тут Мясищев обгонял других — схема оказалась одной из первых в СССР. Она давала возможность тележке подъезжать под брюхо машины и загружать бомбы изнутри.

Решилась и проблема размещения на самолете топлива. Обычно баки с топливом занимали место в крыле, но между стрингерами оставался неиспользованный объем. На ДВБ же все стыки и швы крыла изнутри покрывались герметиком, благодаря чему крыло превращалось в бак-кессон. Оставалось залить топливо внутрь и хранить его, как в резервуарах.

Часто можно было видеть Мясищева в бригаде вооружения. Дальний высотный обязан был иметь, по мысли конструкторов, пушки и пулеметы в носу и в задней части фюзеляжа, чтобы при случае «показать зубы». Владимир Михайлович уединялся с начальником бригады Соломоном Моисеевичем Меерсоном (они в одни годы учились в МВТУ) и с одним из его подчиненных, умелым конструктором Николаем Григорьевичем Волковым, отцом будущего космонавта. Они прорабатывали десятки вариантов размещения оружия, а главное — управления им.

— Вся загвоздка в том, что стрелок и пулеметная или пушечная установка будут находиться в разных местах, — Владимир Михайлович водил карандашом по схеме. — Надо связать их в одно целое.

— Дистанционное управление — иного выхода нет, — предлагал Меерсон.

— Правильно, иного выхода у нас нет. А вот как сделать дистанционное управление, на каких принципах?

Шли подготовительные лабораторные работы, принимались и отвергались технические решения. Наконец решение созрело, выкристаллизовалось. Были созданы установки: носовая пушечная в подвижном герметичном кожухе и пулеметные вверху и внизу фюзеляжа с дистанционным управлением. Стрелки располагались в гермокабинах самолета. Пушка ШВАК и березинские пулеметы находились вне гермокабин. Синхронная связь между прицелом и самим оружием осуществлялась гидравлическими приводами. Ничего подобного в практике вооружения советских самолетов прежде не было. Не случайно спустя некоторое время в акте по испытаниям ДВБ-102 военные оставили такую запись: «Впервые в СССР удалось создать дистанционную пушечную установку…»

Непросто, ох как непросто далась эта установка! Как вспоминает Н.Г. Волков, сложнее всего оказалось сделать герметичными подвижные соединения гидравлических приводов. Помучились изрядно и все же решили задачу.

Волкову помогли М.И. Петров и Т.М. Башта — специалисты в этом деле.

И еще об одном человеке нельзя умолчать, рассказывая о создании ДВБ. Вклад его в машину был совсем незначительный, практически незаметный, да и занимался он проектированием считанные месяцы, однако память о себе оставил. Владимир Михайлович видел его раньше в ЦАГИ, у Туполева, несколько раз разговаривал с ним, но встречи носили случайный характер — интересы были полярными. Впрочем, возглавив шестую бригаду ЦАГИ и занявшись испытаниями планеров-«бесхвосток», Мясищев мог бы ближе сойтись с этим невысоким ладным крепышом, увлекавшимся плаперизмом. Не получилось. В Коктебель в 1934 году тот не приехал…

По-настоящему они познакомились, узнали друг друга в начальный период разработки дальнего высотного бомбардировщика. Разные по характеру, темпераменту, — они были все же очень интересны друг другу. Далеко идущие планы, умение видеть перспективу, нешаблонное мышление, жажда настоящего дела и стали платформой, на которой они сошлись.

Иных отпугивала прямота суждений инженера, волею обстоятельств попавшего в только что сформированное мясищевское КБ, некоторый его скептицизм, иногда, казалось, даже цинизм. Владимир Михайлович, наоборот, видел в этом охранительную реакцию, естественную и вполне оправданную. Его покоряли глубина оценок, высказываемых коллегой, сила анализа, убежденность в правоте избранного пути. И потому он с огорчением принял весть о переводе его в другое КБ.

Владимир Михайлович не ведал, что через четыре года они встретятся в городе на Волге, будут вести совместную работу, открывающую огромные возможности для авиации, подружатся, не знал, что близкий ему по духу сотоварищ, всего несколько месяцев помогавший проектировать ДВБ, назовет его, Мясищева, своим учителем. И уж, конечно, не мог представить, что человек с короткой сильной шеей, покатыми плечами и иногда лукавым, а чаще жестким взглядом темных глаз станет знаменитым, прославит отчизну.

Имя его — Сергей Павлович Королев.

Весной 1940 года началась постройка опытного экземпляра ДВБ. Руководитель КБ наблюдал за строительством каждодневно. Технология предусматривала широкое применение штамповок, поковок, литья из алюминиевых и магниевых сплавов, то есть всего того, что обеспечивало надежность конструкции. Сварка как таковая использовалась значительно меньше, чем на других машинах.

По ходу вносились коррективы. Гермокабины вначале остеклили одиночными стеклами. Возникло сомнение, не будут ли они запотевать, ухудшая летчикам и стрелкам обзор. Тогда решили поставить двойные стекла.

В конце июля произошло событие, которого Владимир Михайлович так ждал. Он вновь обнял жену и дочь, вновь сел за семейный обеденный стол. Выше радости, чем оказаться среди близких, нельзя было и придумать. Он весь светился счастьем.

Текли месяц за месяцем, самолет обретал зримые контуры. Успешно шли дела и у коллег. Петляковцы завершили экстренную переделку истребителя 100 в пикирующий бомбардировщик, и летчики приступили к его испытаниям. Конструкторы создали машину, выполнявшую такую же задачу, как германский «Юнкерс-87». Теперь дело было за ее серийным производством. Туполев достраивал пикировщик под индексом 103. Работа шла в невероятном темпе — газетные сообщения вселяли тревогу. Сколько еще отпущено стране мирных дней, никто предсказать не мог.