Давыд Гай - Небесное притяжение

У него не существовало разлада между словом и долом. Он говорил то, что думал, — на всех уровнях. В период реорганизации фирмы ему предложили солидный руководящий пост. Он отказался. Когда его спросили о причине отказа, он откровенно высказал несогласие с позицией определенной группы лиц по принципиальным вопросам. Помню, я, тогда молодой и запальчивый, начал переубеждать шефа. Он ответил: «Запомните: никогда в ответственные моменты жизни нельзя кривить душой».

Однажды Владимир Михайлович заметил, обращаясь ко мне: «Знаете, какой у вас недостаток? Вы собираете совещание и уже заранее знаете, какое решение следует принять. Тем вы дурачите тех, кого пригласили на дискуссию. Кому нужна подобная бутафория?..»

О Мясищеве ходили всевозможные россказни. Некоторые утверждали, что он высокомерен, холоден, сознательно не сближается с окружающими. До чего же они плохо знали своего старшего коллегу! Да, на сближение, тем более духовное, он не шел, соблюдая в отношениях дистанцию. Такова его натура, и винить за это было бы нелепо. Но высокомерие, холодность? Разве не Мясищеву принадлежала фраза: «В человеке важно не отсутствие недостатков, а наличие достоинств». Он относился к большинству окружающих тепло, стремился видеть в них хорошее, а не плохое.

Со временем я понял, откуда, в частности, проистекало столь явное непонимание его души. Каждый руководитель хочет видеть вокруг себя беспредельно преданных, «своих в доску» сотрудников. Пусть их трое, пятеро, семеро — не важно сколько. Важно, что они — «свои», что не подведут, не выдадут. Стремление вполне понятное, и изначально тут нет ничего дурного. Но вот беда: на практике все это частенько выливается в рабское поклонение начальнику, подхалимаж, поддержку его престижа дозволенными и недозволенными приемами. Как правило, раболепствующие подчиненные — слабые работники, удерживающие свои позиции благодаря благосклонности шефа, по ошибке или сознательно включившего их в свою «команду».

Ни о какой подобной «команде Мясищева» и речи идти не могло. Будучи объективным и справедливым в оценках, он не потерпел бы рядом с собой не уважаемых им коллег, пытающихся влезть в доверие. Такие попытки неоднократно делались и всегда кончались плачевно для тех, кто их предпринимал. Отсюда и пошли рассуждения о высокомерии, о холодности».

В последние годы Мясищев по-прежнему не жалел себя, жил работой. Уезжая в командировки, он, семидесятилетний, проводил по двенадцать часов без отдыха. Он сохранил осанку, стремительность. Когда он шел по лестнице, молодые за ним едва поспевали. И скромность сохранялась у него до конца. Он обычно никогда ни о чем не просил, не использовал своего положения, не добивался для себя никаких льгот. В канун 8 Марта решил купить в подарок жене и дочери духи. Вошел в магазин и встал в конец очереди. Час простоял, ноги одеревенели. То ли внешность сыграла роль, то ли его узнали (в этот магазин он часто заходил), но из-за прилавка вышла продавщица и спросила его: «Вы какие духи хотите купить?» Лишь после настойчивых приглашений Мясищев покинул очередь и воспользовался любезностью продавщицы.

— Я еще могу производить впечатление на дам, — комментировал он эпизод в магазине.

А вот фрагмент воспоминаний человека, работавшего с Мясищевым.

«В середине семидесятых годов Владимиру Михайловичу и мне предстояло лететь в командировку на восток страны. Стоял август, у авиакасс творилось нечто невообразимое. Трое суток мы не могли купить билетов. Мясищев ни к кому не обращался за помощью, хотя требовался один телефонный звонок. Наконец достали билеты на самый неудобный рейс и вылетели на Ту-154 в час ночи. Я сказал командиру корабля, с кем лечу. Тот подошел к Владимиру Михайловичу, пожелал счастливого полета. Мясищева это тронуло…

Видя его утомленное лицо, я решил хоть как-то скрасить его пребывание в самолете. Зная, что он любит чай, попросил у стюардессы заварки. Как на грех, ее не оказалось. Наконец нашли заварку у кого-то из пассажиров. Стюардесса принесла чай, Владимир Михайлович спросил: «Это мне одному или всем?» Пришлось успокоить его, заверив, что остальным чай подадут попозже…»

Сохранил он в старости и свои любимые выражения: «черт паршивый» (как уже говорилось, пожалуй, одно из самых крепких ругательств в его устах), «типичный троечник» (о неспособном человеке), «прохиндеи» (о нечестных людях), «для порядка», «спасибо за вчерашние котлеты» (по поводу работы, сданной с опозданием), «радость моя» (обращение к жене). В последние годы прибавилось: «Устал немножко…»

На собственной машине он теперь почти не ездил. Возил его на служебном автомобиле шофер Валерий Иванович Биткин. Утром он высаживал Владимира Михайловича по его просьбе у леса. Мясищев прогуливался по знакомой тропинке полчаса, дышал хвоей, слушал птичьи пересуды, затем снова выходил на шоссе, где его ждал Биткин, и доезжал до проходной.

Неизменным спутником Владимира Михайловича был тяжелый железный чемодан, в котором он возил бумаги. В пути он не терял ни минуты, работал — устроившись на переднем сиденье, читал, писал, пользуясь подсветом. Читая иностранные технические журналы, отчеркивал интересные места, делая на полях пометки: «Это Архангельскому», «Это Федотову», «Это Тохунцу»…

В эти годы Мясищеву присвоили звание «Заслуженный деятель науки и техники РСФСР». Еще раньше он получил орден Октябрьской Революции.

Приближалось семидесятипятилетие Владимира Михайловича. Он болел. Развился атеросклероз, возраст брал свое. Не зря в авиации любят повторять приведенную в книге Михаила Арлазорова об Артеме Микояне шутку: «Самое ценное качество генерального конструктора — атлетическое здоровье». Увы, здоровья не хватало.

Владимир Михайлович не сдавался. Он по-прежнему стремился не ограничивать себя в делах. Особенно много помогал молодежи. С охотой откликнулся на просьбу стенной газеты ответить на ряд вопросов, касающихся специфики труда конструктора. Некоторые его высказывания стоит привести.

«Во-первых, дорогие товарищи, я поддерживаю постановку вами интересных вопросов, так как это позволит улучшить непосредственный наш с вами контакт…

…Нам в КБ и в цехах надо значительно усиливать выход конструкций в металле, и в особенности опытных, экспериментальных изделий. Конструкторы и производственники недостаточно настойчиво, инициативно, творчески ведут свою работу в цехах. Совсем не чувствуется каждодневное общественное руководство борьбой за план, качество, сроки.

Где в КБ и в цехах лозунги — всегда свежие, призывающие к выполнению таких-то сроков по нашим темам? Где имена лучших конструкторов и производственников? Где каждодневный учет работы бригад в КБ и в цехах, как это делается в промышленности и в сельском хозяйстве? Вот вам и обобщенный ответ на ряд вопросов.