Ирина Ободовская - После смерти Пушкина: Неизвестные письма

Ты пишешь, что скоро вы будете иметь огромное сча­стье принимать у себя добрую, несравненную, сентимента­льную тетку Катерину, с чем тебя искренне поздравляю, но предпочитаю, чтобы это случилось с тобой, а не со мной, так как своя рубашка ближе к телу, как ты знаешь. Напиши мне подробно о пребывании в ваших краях этого благодете­льного существа, а также засвидетельствуй ей заверения в моих нежных и почтительных чувствах.

Я забыла тебе сказать, что мы недавно купили ферму в четырех или пяти лье от Сульца. Там теперь строится дом, где мы будем проводить три самых жарких летних месяца. Addio mia cara carrissime fradre (прощай, мой дорогой, дражайший брат) , целую твою жену, муж шлет привет, а племянница свидетельствует свое почтение».

«Сульц, 3 ноября 1838 г.

Мой дорогой, добрый Дмитрий, письмо, которое на днях получил барон де Геккерн от Штиглица, вынуждает меня вернуться к вопросу о деньгах, чтобы тебе было ясно, какую сумму ты мне должен. 4049 руб. 5 '/ 2коп. — эта цифра точна, плюс 1000 руб., которые, по словам Штиглица, он не получил; затем за август, сентябрь и октябрь 1838 г. по 416 руб. 66 коп., это составляет 1250 руб.; общая причи­тающаяся мне сумма достигает 6299 руб. 5 1/2 коп. Я не по­нимаю, есть ли у тебя расписка Штиглица на 1000 руб., по­тому что он утверждает, что ты ошибся. Не знаю, откуда происходит ошибка, но так как это Носов должен был их ему передать, как ты говоришь, я ему пишу сегодня, чтобы попросить переговорить с самим Штиглицем и выяснить, где же ошибка.

Ты можешь быть уверен, дорогой друг, что мне беско­нечно тяжело все время возвращаться к денежным вопро­сам, особенно в момент, когда я знаю, что ты испытываешь недостаток в деньгах, но что поделаешь? В таких случаях за­висишь от обстоятельств, а сейчас, когда мы купили поме­стье и приводим его в порядок, ты понимаешь, что для того, чтобы платить, нужны наличные деньги, и что, видя Барона в стесненных обстоятельствах, я стараюсь, как могу, придти ему на помощь, потому что, так как он не позволяет, чтобы я в чем-нибудь нуждалась, надо быть справедливой и в свою очередь помочь ему, сколько я могу.

Итак, я надеюсь, мой добрый брат, что ты согласишься с моими доводами и в особенности — не рассердишься на ме­ня за мою докучливость, ты очень хорошо знаешь мою при­вязанность к тебе, чтобы бьггь уверенным, что отнюдь не желание причинить тебе затруднения вынуждает меня так поступать, а только крайняя необходимость.

Как ты живешь, как здоровье твоей жены и мальчика; я надеюсь, что Лиза теперь уже совсем поправилась, передай ей от меня тысячу нежных приветов. Хотя я ее и не знаю, я люблю ее от всего сердца, знаю, что она составляет счастье брата, которого я нежно люблю. Надо признаться, дорогой Дмитрий, что ты и я, мы оба счастливые смертные в браке, так как я тоже счастливейшая женщина на свете, любимая и балуемая мужем, который обожает меня. Я счастлива также всем тем, что меня окружает, не знаю, как и благодарить не­бо за все то счастье, что оно мне посылает, и право не знаю, что я сделала, чтобы его заслужить. Моя маленькая дочка прелестна и составляет наше счастье, нам остается только желать сына.

Прощай, мой добрый брат, целую тебя от всего сердца.

К. д 'Антес де Геккерн .

Муж просит передать тебе тысячу приветов».

В письме от 1 октября 1838 года Екатерина Николаевна говорит, что получила письмо от сестер. Обращает на себя внимание, что она никак его не комментирует, видимо, на­писано оно было в таких тонах, что ей не хочется об этом говорить. В последующие годы она укоризненно-раздражен­но постоянно жалуется, что сестры ей не пишут.

Екатерина Николаевна довольно часто вспоминает об отце, настойчиво просит прислать его портрет и выражает большую радость после его получения. Но переписки меж­ду отцом и дочерью, очевидно, не было. Во всяком случае, Екатерина Николаевна не осмеливается ему написать. В многочисленных письмах Николая Афанасьевича, с кото­рыми мы познакомились, нет ни одного упоминания о том, что он писал дочери или получал письма от нее. Что касает­ся тетушки, то во всех письмах Екатерина Николаевна гово­рит о ней только в иронических тонах. И нам понятно ее раздражение: Екатерина Ивановна не ответила ни на одно ее письмо.

Нет сомнения, что письмо от 3 ноября написано под давлением Геккерна, так и чувствуется, что эти расчеты вплоть до полукопеек исходят от него. И он же заставляет Екатерину Николаевну писать доверенному лицу Гончаро­вых в Петербурге Носову и не для того, чтобы выяснить, «где ошибка», а чтобы заставить Дмитрия Николаевича вы­слать деньги.

Екатерина Николаевна сообщает брату, что они купили ферму в окрестностях Сульца. «Они» — это Луи Геккерн, об этом пишет Метман в своих воспоминаниях. Геккерн, види­мо, до 1843 года, когда он снова вернулся на дипломатиче­скую службу, жил в Сульце. Так, в метрическом свидетельст­ве о рождении Матильды Дантес, где он фигурирует в каче­стве свидетеля, говорится, что он «жительствует в помяну­том городе».

Все письма Екатерины Николаевны — это стремление доказать, что она любима и счастлива, но именно потому, что эти уверения так настойчивы, им не верится. А. П. Ара­пова в своих воспоминаниях говорит о ней. Сведения эти почерпнуты, очевидно, из разговоров окружавших ее лиц, и хотя мы не знаем, все ли в них достоверно, заслуживает вни­мания, что именно говорилось о Екатерине Дантес в семье. «Она привязалась к мужу с беззаветной страстью, — пишет Арапова, — и годами убеждалась, что ничто не в силах побе­дить его равнодушие и холодность. Разочарование в надеж­дах и ревниво гложущее горе, подтачивая организм, преждевременно свели ее в могилу».

Откуда поступили такие сведения? Может быть, посто­янно встречаясь с Дантесами в течение зимы 1842/43 года в Вене, могла наблюдать их жизнь и сделать такие выводы На­талья Ивановна Фризенгоф? Она регулярно переписыва­лась с Натальей Николаевной и Александрой Николаевной, с которыми была очень дружна. Этот источник кажется нам наиболее вероятным.

В письмах заграничного периода мы имеем немало сви­детельств тому, что Екатерина Николаевна страстно люби­ла мужа. Она постоянно стремится во всем угодить ему: на­доедает брату в отношении денег, пишет длиннейшие пись­ма с просьбой прислать собак для мужа, умоляя сделать это ради нее. Она говорит, что муж любит ее и что она счастли­ва всем тем, что ее окружает, но мы не видим в ее письмах ни одного доказательства любви Дантеса, нет ни слова и об окружающих ее родных мужа. А вот тоска по навсегда утраченной родине, по своим близким, по тем местам, где жила она когда-то, — эти чувства выражены необыкновенно ярко, это мы увидим в следующем письме. И эта женщина, так час­то говорящая о своем счастье, вероятно, была очень одино­ка и несчастна...