Карла дель Понте - Охота. Я и военные преступники

Во время моего визита обязанности президента коллегиального Президиума Боснии и Герцеговины исполнял хорват Анте Елавич. Даже я, из всех присутствующих имевшая самое слабое представление о балканской политике, понимала, что «серым кардиналом» здесь был президент Хорватии Франьо Туджман. Как я и ожидала, Елавич стал говорить не от имени Боснии и Герцеговины, а от имени боснийских хорватов. Естественно, он тоже пообещал полное сотрудничество с трибуналом. Елавич являл собой живое воплощение проблем, с которыми я столкнулась, когда обратилась к боснийским властям с просьбой способствовать прокурорскому расследованию. В тот самый момент, когда я общалась с Елавичем, мои следователи и аналитики собирали информацию для предъявления ему обвинений. Елавич был полковником армии боснийских хорватов, называемой Хорватским советом обороны. Эти подразделения подчинялась армии Хорватской республики, которая по приказу Туджмана вошла в Боснию с тем, чтобы расширить территорию независимой Хорватии. Не чужда Елавичу и коррупция. Он был назначен заместителем руководителя министерства обороны в Хорватском совете обороны по вопросам материально-технического обеспечения. Во время войны он выплачивал содержание армии боснийских хорватов и занимался переводом денег с хорватских правительственных счетов на счета Хорватского совета обороны. Впоследствии Елавич был арестован по обвинению в коррупции, признан виновным и осужден на десять лет тюрьмы. Ему удалось бежать в Хорватию, где его следы затерялись.

Несколько минут Елавич бомбардировал меня весьма позитивными словами — «гармония», «многонациональное общество», «восстановление» и «примирение», а потом перешел к разговору о тревогах хорватского «сообщества» — так называли хорватов Герцеговины, которые в январе 1993 года начали войну против боснийских мусульман. «По оценкам ЦРУ, — сказал он, — хорватами было совершено всего десять процентов преступлений, имевших место в Боснии и Герцеговине, однако, 50 % тех, кто был арестован трибуналом, являются именно хорватами. Среди арестованных Дарио Кордич и Тихомир Блашкич — два лидера хорватского народа…» Этих людей Международный трибунал обвинил в массовом убийстве мусульман в деревне Ахмичи в апреле 1993 года. «Хорватский народ, — продолжал Елавич, — не понимает, почему внимание обращено только на Ахмичи? Почему никто не рассматривает военных преступлений, совершенных против хорватов?»

Подобная демагогия всегда становится тяжелым испытанием для моего терпения. Поблагодарив членов Президиума, я сказала Елачиву «Не стоит манипулировать цифрами». Хотя не было необходимости напоминать ему и всем остальным об обязательствах Боснии и Герцеговины по сотрудничеству с трибуналом, я все же заметила, что до тех пор, пока правовая система Боснии и Герцеговины не докажет свою эффективность и независимость от политического влияния, расследовать и выносить приговоры по делам, связанным с военными преступлениями, будет Международный трибунал. «В будущем, — сказала я, — мы, конечно, начнем сотрудничать с местными правоохранительными органами. Но не сейчас…»

Поскольку Елавич был президентом Президиума, он и завершил нашу встречу. Я чувствовала, чем все закончится. Елавич пообещал всячески сотрудничать с трибуналом. Он настаивал на том, что вовсе не собирался манипулировать цифрами, а просто хотел указать на «равную ответственность». Это была тщетная попытка спасти лицо. Я знала, что сербские и хорватские лидеры неоднократно прибегали к подобным приемам, пытаясь убедить лидеров других стран, дипломатов и журналистов в том, что мусульмане ответственны за насилие в той же степени, что и сербы и хорваты. Я знала и то, что лидеры боснийских сербов и хорватов будут изо всех сил преуменьшать значение Международного трибунала и препятствовать его работе. Сербские и хорватские СМИ всячески порочили работу трибунала, искажали факты и представляли международный юридический институт как воплощение зла. Сербы же и хорваты, которым были предъявлены обвинения, представали на страницах газет рыцарями в сверкающих доспехах, подвергающимися несправедливым преследованиям.

На следующий день я летела над величественными горами Боснии и Герцеговины. Если бы не глобальное потепление и не тысячи противопехотных мин, эта страна могла бы стать идеальным лыжным курортом. Наш самолет приземлился в Баня-Луке, крупнейшем городе сербской части Боснии и Герцеговины, Республики Сербской. У меня нет предубеждений против Республики Сербской. Должна признаться, что я даже не подозревала о ее официальном существовании до тех пор, пока не начала работать в Международном трибунале. Эта часть Боснии стала центром этнических чисток. Во время войны сербское руководство Баня-Луки и соседних городов — Приедора, Челинаца, Котор-Вароша и других — опозорило свой народ свершением немыслимых актов насилия. Сотни тысяч мусульман были изгнаны из домов своих предков, тысячи — убиты или заключены в концентрационные лагеря. В Челинаце сербские лидеры создали для мусульман такие условия, которые более всего напоминали законы о евреях времен Третьего рейха. Сначала мне показалось, что Баня-Лука на полвека отстала от остального мира. Я увидела четырехполосную трассу, по которой неспешно ехали потрепанные «мерседесы» вперемешку с конными повозками, двигавшимися со скоростью не более шесть миль в час.

Должность премьер-министра Республики Сербской в то время занимал Милорад Додик. Он очень сладко говорил о «сотрудничестве», но все его обещания были пустым звуком: Додик не контролировал ни территорию Республики Сербской, ни полицию, ни военных. Я не считала, что он не хочет сотрудничать с Международным трибуналом, потому что опасается за свою жизнь. Уверена, он просто все рассчитал и решил, что сотрудничество помешает его будущей политической карьере.

Додик заявил, что его правительство было готово сотрудничать с Международным трибуналом с самого начала его работы. Именно Республика Сербская предложила, чтобы некоторым из обвиняемых была дана возможность сдаться добровольно. То, что они вынуждены долгое время дожидаться судебного разбирательства в тюрьме, политическая нестабильность в Республике Сербской и натовские бомбардировки Сербии, по мнению Додика, делали сотрудничество с Международным трибуналом весьма затруднительным для любого местного политического лидера. «Мое правительство, — сказал Додик, — стремится решить главную проблему Республики Сербской. Мы считаем, что Радован Караджич должен быть доставлен в Гаагу любой ценой». Он указал на то, что Караджич и другие обвиняемые находились в Боснии и Герцеговине, но не под защитой его правительства. Додик заявил, что последние три года Ратко Младич провел в Белграде и не пересекал границ Республики Сербской. (Я полагала, что это чистой воды ложь, в чем впоследствии и убедилась.)