Энтони Кидис - Паутина из шрамов

Он вызвал такси, я сказал ему, что мне нужна пара тысяч долларов, и все шло хорошо. Я сидел там, в центральной части банка, и думал «Алилуйя! Через 45 минут я поднимусь так же высоко, как самолет», когда внезапно мои радары начали подавать сигналы. Я поднял глаза и увидел тех же громил-ублюдков, которые пристали ко мне в коридоре лечебницы, они шли на меня из всех углов банка. Затем я выглянул в большое стеклянное окно и увидел полицейских, окруживших здание, и медсестер, санитаров и моего друга Гарольда, который работал в лечебнице.

Я поклялся себе, что этим парням придется погоняться за мной. Как только я выберусь на улицу, ни один из этих сосунков не схватит меня, включая и копов. Я запрыгну на крышу автобуса. Я захвачу машину. Я сяду в лодку. Я скроюсь в кустах.

Они не собирались хватать меня. Поэтому я спрыгнул со стула и принялся бежать через банк, снося все на своем пути. Я проскочил через дверь, которая вела в офисную часть банка, но как только я вошел в холл, другие охранники ринулись ко мне.

— Эй, сюда нельзя!

Я побежал в другую сторону, но еще больше парней двигались мне навстречу. Мне было некуда идти, поэтому я подумал «К черту» и пошел навстречу этим парням. Мне удалось сбить с ног несколько охранников и даже выбраться на улицу, но я сдался, когда один из охранников лечебницы блокировал меня и схватил с такой силой, что моя печень была готова выскочить через пятки. В тот момент я был маленькой слабой сукой.

— Легче, приятель, легче, — сказал я. — Почему это вас, ублюдков, так заботит? Позвольте мне просто уйти.

— Нет. Если уж ты выбрался из заключения, мы ответственны за все твои действия, — сказал он мне.

Он также рассказал мне о служащей лечебницы, которая увидела меня в банке и посчитала странным то, что я сидел здесь с менеджером, когда должен был быть в палате. Когда я вернулся из самовольной отлучки, все было так, будто я сбежал из тюрьмы, имелся мой словесный портрет, и все копы района искали меня.

Они надели на меня наручники, усадили в полицейскую машину и отвезли обратно в клинику, где я узнал, что меня посадили под 72 часовой арест, потому что Боб Форрест тревожился из-за нашего с ним разговора. Он позвонил Линди, и они вдолбили себе в голову, что я склонен к суициду, поэтому они попытались взять меня под присмотр. Лечебница могла бы проигнорировать их, но они, возможно, подумали, что им не нужен еще один случай вроде Курта Кобейна. Вся ситуация была довольно нелепой. Я никогда ни слова не говорил о том, чтобы покончить с собой. Я никогда не говорил, что у меня есть оружие. Все, что я сказал голосом гангстера Джимми Кэгни, так это «О, если бы у меня был пистолет, я бы прямо сейчас вышиб свои мозги из этого заведения». Лунатик Боб, затем Король Преувеличения, Слухов и Лжи, заставил круг замкнуться.

И я оказался в заключении. Когда я снова туда попал, я сразу же направился к телефону и позвонил Эрику Гринспену.

— Мне нужно, чтобы мой чертов адвокат пришел сюда и вытащил меня. Я не думаю о суициде. Заберите меня из лечебницы.

Эрик пообещал помочь, но сказал, что это займет некоторое время. В это время мне отвели комнату и круглосуточный надзор у двери. Я даже пытался проверять потолочные вентиляционные лазы, потому что моя жизнь с каждой секундой становилась все более странной и безобразной. На следующий день пришла медсестра и сказала, что я буду освобожден, как только доктор подпишет бумаги. Спустя несколько часов она снова пришла в палату. Я уже подсчитывал, сколько доз героина я бы приобрел, когда она сказала:

— Есть люди, которые хотят повидаться с тобой перед тем, как ты уйдешь.

— Ой, это просто невозможно. Мне уже пора уходить!

В комнату вошел Боб Тиммонс, сопровождаемый парой моих друзей и моей бедной матерью, которая прилетела из Мичигана. Я был недоволен, что кто-то позвонил моей матери, и ей пришлось лететь из Мичигана, чтобы разбираться с моими проблемами. Мне устроили засаду с полностью спланированным вмешательством, и я был совершенно беспомощным парнем. Все, что произносилось мной, было или ложью, или манипуляцией. Все, что я говорил, цепляло, так что я мог психологически доминировать в этой сцене и освободиться, чтобы пойти ширнуться.

— Эй, все хорошо. Я готов исправиться, просто не хочу лежать в клинике. Я уже проходил через это. И, конечно же, я собираюсь пойти и заняться самолечением, и все такое.

Я убедил их, что собираюсь выйти оттуда и поработать над собой. Я не собирался делать ничего такого, но сказал им то, что они хотели услышать, только чтобы выйти из лечебницы.

Мы ушли из лечебницы, и большинство из нас пошли отмечать мое новое начало, которое не было ни новым, ни началом. Все ели, но я только клевал и размазывал еду по тарелке.

— Отлично, теперь мне нужно идти домой и сделать «дневник выздоравливающего», затем я собираюсь встретиться с мамой и улететь с ней завтра домой, вернуться к истокам и поработать над лечением.

— Правда? Ты собираешься? Почему бы мне не пойти с тобой? — предложил мой друг Крис. Я настоял на том, что пойду один.

Я свалил, взял свой мотоцикл, немного денег, прихватил наркотики и зарегистрировался в «Отеле Бонавентура», большом, современном, сказочном отеле в центре Лос-Анджелеса. Прошла неделя с того момента, как я принимал в последний раз, поэтому я отхватил кусок не по зубам. Сразу после дозы меня круто вставило, и плохая идея засветилась в моей голове. Я вернулся к мотоциклу и поехал к дилеру шеви, чтобы купить новую машину. Логика была в том, что если даже только что мне удалось обмануть моих надзирателей, мне все равно нужна машина, чтобы бесцельно ездить и выздоравливать.

Я приехал в представительство в тот момент, как они закрывались.

— Подождите! Подождите! Мне нужна машина. Дайте мне лучший большой черный шеви, что у вас есть.

Все они смотрели скептически на сумасшедшего парня под кайфом, который пришел с улицы, но затем я вытащим мою карту Amex, они проверили ее и их отношение изменилось. Они продали мне милый шеви тахо и были очень счастливы последовать за мной в «Бонавентура» и доставить его.

Следующим утром я решил, что пришло время покорить дорогу, поэтому оставил свой мотоцикл на стоянке отеля, забрался в новенький шеви и направился на восток. Я думал о том, чтобы отправиться в Колорадо или Дакоту, но смог добраться только до восточного Лос-Анджелеса. Я чувствовал себя совсем плохо. Итак, я зарегистрировался в мотеле, и принимал, принимал и принимал, и понимал, что предпринимать длинные поездки не такая уж хорошая идея.

Я вернулся в Беверли Хиллс, поселился в отеле на Робертсон и использовал все наркотики. Дело было в том, что я уже даже не получал кайфа. Я просто не мог уснуть, я был беззащитным, пустым, одиноким, уставшим, злым, запутавшимся и пугающимся мысли о том, что мне придется иметь дело с беспорядком, который я натворил. Я решил, что, возможно, мне стоит вернуться в Мичиган с мамой. Я позвонил в ее отель, но она уехала из города этим утром, взбешенная тем, что я соврал ей. Я сел в свой новый тахо и отправился в аэропорт. Я нашел телефон и позвонил Линди, чтобы извиниться. Когда я был в «Эксодус», яростно пытаясь выбраться из закрытой камеры, я позвонил Линди и обматерил его.