Владимир Семёнов - Трагедия Цусимы

В чем же выгода так охотно, задним числом, проповедуемого похода через Лаперузов пролив? В наилучшем случае, при осуществлении всех многочисленных «если бы», — то же, что и при выборе ближайшего и удобнейшего в навигационном отношении пути через Корейский пролив, — решительный бой со всем японским флотом.

Нравственный элемент. Кроме того, не говоря уже о гибельном влиянии, которое мог бы оказать на полу надорванные физические силы личного состава резкий переход от 6-месячного пребывания в тропиках к холодным туманам Охотского моря, где даже в конце июня встречаются плавающие льды, — огромное значение в деле выбора пути играл учет «настроения», господствовавшего на эскадре, того «нравственного элемента», на который тактика рекомендует начальнику обращать особое внимание.

Я неоднократно указывал на причины, приведшие личный состав эскадры в состояние, близкое к полной деморализации. Не буду повторять их, скажу лишь, что если эскадра еще существовала как нечто целое, то она держалась исключительно верою в своего начальника, в его несокрушимую энергию. Однако же мне казалось (может быть, я ошибаюсь), что и эта спайка начинала сдавать… — Передержали!.. — Если даже у офицеров порою вырывались безнадежные возгласы вроде: «Хоть бы пришли японцы и утопили!» — то как разгадать, что творилось в глубине масс, в душе этих 12 000 и физически, и нравственно переутомленных людей? Этот глухой ропот, который слышался кругом, это недовольство, выражавшееся нелепыми, дикими вспышками, — не являлись ли они результатом инстинктивного, не определяемого словами, но ясно чувствуемого сознания, что «дальше — так нельзя», что «на бой — еще хватит, но на ожидание — нет»…

Мне невольно приходили на память тяжелые минуты из времен Порт-Артура, когда казалось — вот-вот из недр темной толпы, мало осведомленной в тонкостях военного дела, живущей не рассудком, но сердцем, вдруг криком вырвутся те безумные слова, те чудовищные подозрения, о которых пока только шепчутся по углам: «Измена! Начальство нас продало!»

Может быть, здесь это было бы формулировано иначе. Может быть, здесь заговорили бы: «Куда ведут? Опять не в бой? Долго ли еще? Когда же конец? Измором взять хотят, что ли?..»

С этим необходимо было считаться.

Решение было принято. Путь избран — Корейский пролив.

В надежде (довольно слабой) отвлечь внимание неприятеля от этого пункта, вызвать, может быть, разделение его сил, — решено было с дороги послать вперед, к восточным берегам Японии «Кубань» и «Терек» для крейсерских операций на подходах к Токийскому заливу с востока (из Америки) и с юга (из Гонг-Конга). Появление их в этом районе при успешной (в смысле демонстративном) деятельности вполне естественно могло бы вызвать предположение, что дерзость такого поведения объясняется близким присутствием главных сил эскадры, следующей кругом Японии и направляющейся к Ла-перузову проливу.

К сожалению (не берусь судить, по каким причинам), крейсера эти ничем не проявили своего присутствия у берегов Японии. Японцы даже и не подозревали, что они бродят поблизости…

Немалое затруднение создавалось также заботливым предупреждением Главного морского штаба: не обременять собою скудно снабженного и оборудованного владивостокского порта и не рассчитывать на подвоз по сибирской дороге. С одной стороны, элементарные правила тактики предписывали идти в бой налегке и, уж конечно, не иметь при эскадре транспортов, стесняющих ее действия, с другой — это любезное предостережение. Послать транспорты во Владивосток в качестве обыкновенных блокадопрорывателей — значило бы заведомо предать их в руки японцев, стерегущих все подходы к нему. Взять всю ораву с собою, вести под своей охраной — недопустимо с тактической точки зрения. Отправить их в нейтральный порт с тем, чтобы, в случае удачного завершения предприятия, диверсиями из Владивостока прикрыть их прибытие в указанные сроки? Было бы недурно. Но в случае, скажем, не полной неудачи, а хотя бы значительных потерь и повреждений, из-за которых на более или менее значительный срок эскадра будет лишена возможности предпринять подобную диверсию, — как быть в этом случае? Как обойтись это время, «не обременяя порта и не рассчитывая на железную дорогу?» Приходилось идти на компромисс. Адмирал решил так: боевым судам принять запасов и материалов, сколько позволяет вместимость имеемых для того помещений (Эти помещения (погреба, кладовые) устраиваются на военных судах с таким расчетом, чтобы можно было главнейших запасов и материалов принять на 4-месячную кампанию, но так как всегда имеется некоторый запас места, то кое-чего можно принять и на больший срок — до 6, даже до 8 месяцев.); на транспорты «Анадырь», «Иртыш» и «Корея» (самые крупные и надежные, с ходом 14 узлов) перегрузить возможно большее количество запасов, необходимых в первую голову, — мины, материалы для ремонта боевого вооружения, запасные части механизмов и т. п.(К тому же в своих трюмах эти три транспорта (огромного водоизмещения) имели в общем более 15 000 тонн угля, т. е. количество, достаточное для одной погрузки полного запаса всей эскадрой); с плавучей мастерской «Ксения» передать на «Камчатку» все, что флагманские инженер-механики и корабельные инженеры найдут полезным, до станков включительно, сдав в обмен, для освобождения места, все, что не будет признано насущно необходимым; лучшим мастеровым «Ксении», буде окажутся желающие, предложить перевестись на «Камчатку», а с последней убрать худших и таких, что неохотно идут на театр военных действий; 6 транспортов отослать в Сайгон; 7 транспортов и плавучую мастерскую «Ксения» отослать в Шанхай.

Три вышеназванные отборные транспорта и «Камчатка» должны были следовать при эскадре и разделить судьбу ее в попытке достигнуть Владивостока. Кроме них, решено было взять с собой буксирные и водоотливные пароходы «Русь» и «Свирь» для буксировки и оказания помощи судам, потерпевшим в бою или от мин, а также госпитальные корабли «Орел» и «Кострома». Транспорты, отправленные в Сайгон и Шанхай, должны были, тотчас по прибытии, принять полные грузы угля и других припасов и материалов от известных агентов и быть готовыми, с получением условной телеграммы, к немедленному выходу в море на указанное рандеву.

В то время мы еще не изверились окончательно в международном праве. Нам в голову не приходило, что наши транспорты, обыкновенные пароходы под коммерческим флагом, могут быть, под давлением Англии, «интернированы» в нейтральном порту, что госпитальные суда могут быть забраны как призы, отведены в неприятельский порт и лишены возможности выполнять свое прямое и единственное назначение — оказывать помощь раненым и утопающим…