Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Для Ельцина весьма показательно, когда он, приблизив к себе человека, оставляет его в зоне собственного саморегулирования. Так было с Бурбулисом, с Руцким, Шумейко, Немцовым, Чубайсом, Шахраем, Скоковым, Сосковцом, Филатовым, Илюшиным. Он предлагал своим приближенным либо сгореть на огне собственного тщеславия, либо продлить свое привластное долголетие, оставаясь в достаточной политической тени. Если первые общеизвестны, то к числу вторых можно отнести Илюшина, Сатарова, Батурина, Суханова, Бородина. Все они долгожители кремлевских коридоров. Ельцин перед своим окружением ставил, по сути, головоломную задачу. Давал максимум прав открытого политика, но при этом достаточно болезненно реагировал, когда его сверхприближенные начинали этими правами пользоваться. Геннадий Бурбулис, Михаил Полторанин, Сергей Филатов, Руслан Хасбулатов, Галина Старовойтова, Сергей Станкевич, Сергей Шахрай, Борис Немцов, Владимир Шумейко и весь спектр демократических сил, возглавляемых Гавриилом Поповым, Николаем Травкиным, и есть главные соавторы и сотворители противоречивого образа первого президента России. Наверное, есть тут и моя лепта, Олега Попцова.

Все эти люди и многие их сподвижники по демократической волне ныне вне президентской команды, вне президента, вне его окружения. И ныне в своем абсолютном большинстве его оппоненты, нежели сторонники. Тут нет больших открытий. Во все времена революции пожирали своих детей. Но вернемся к исходной мысли: по каким законам и нормам формируется окружение президента Ельцина?

В первой своей книге «Хроника времен царя Бориса» я достаточно писал о Геннадии Бурбулисе. Сейчас, чуть отодвинув от себя эти события, я имею возможность взглянуть со стороны, как и могу понять, что многое в этом случае видится более рельефно и объемно. Характерная черта российских демократов образца 90–91-го годов — помешанность на сверхидее низвержения идола (покончить раз и навсегда с всевластьем КПСС). При этом нельзя забывать, что многие, если не большинство легионеров радикально-демократического поветрия, — выходцы из КПСС, прошедшие выщелачивающую все и вся школу демократического централизма, но сохранившие вопреки ей надежду похоронить коммунизм советского образца. При этом сами того не подозревали, что в карьерном мышлении продолжают жить мироощущениями коммуно-социалистической данности, в уничтожении которой, казалось бы, преуспели. Никакой иной методологии поведения во власти власть демократическая не обрела. Ко всему прочему дал себя знать властный непрофессионализм демократов, отчасти схожий с обстоятельствами 1917 года, когда властью стали те, кто никогда не был властью и навыков власти не имел.

История ельцинского окружения не лишена чисто возрастной окраски. Она всегда была сочетанием привычного с необходимым. На разных этапах верх брала то одна, то другая тенденция. Однако преобладание той или иной группы обусловливалось не изменившимися обстоятельствами, а, скорее, переменами, происходящими в самом Ельцине.

Июль 1997 года.

Месяц президентского отдыха. Первую половину своего отпуска Ельцин провел в Карелии, вторую на Волге. Это был необычный отдых президента. Никогда еще время президентского отпуска не было столь перенасыщено деловыми контактами. Никогда еще авиалинии Москва-Петрозаводск-Москва, а чуть позже Москва-Самара-Москва не были так перенасыщены спецрейсами. Управление страной обрело явно челночный характер. За время президентского отпуска в его резиденции сначала в Карелии, а затем на Волге трижды побывал первый вице-премьер Немцов, дважды Анатолий Чубайс, дважды Виктор Черномырдин, дважды глава Центробанка Сергей Дубинин, дважды министр обороны Игорь Сергеев, руководители ведомств, министры, региональное руководство.

С одной стороны, Ельцин давал понять, что обновившаяся федеральная исполнительная власть работает по-новому и он, президент, продуцирует этот новый стиль работы. С другой — некое искупление за собственное вынужденное бездействие в течении почти целого года, вызванное болезнью.

Июль приметен двумя событиями: резким обострением осетино-ингушского конфликта и скандальными неполадками на космической станции «Мир», выход из строя уже не первый раз систем жизнеобеспечения орбитального комплекса, что ставит под вопрос успешность всей космической программы России. Хотя Центр управления полетами упрямо твердил, что ничего сверхординарного не произошло и станция, несмотря ни на что, будет продолжать свой полет, хотя сроки ее эксплуатации превышены уже в два раза.

Рассуждая непредвзято, мы, конечно же, пытаемся спасти честь мундира. И решение о продолжении эксплуатации станции «Мир» — решение вынужденное, у нас нет денег на следующий сверхмасштабный космический проект. Станция «Мир» фиксирует наше постоянное присутствие в космосе. И ее пусть не идеальное долгожительство меняет взгляды на продолжительность космических полетов. При этом как чертик из табакерки выскакивает воспоминание: а американцы высадились на Марс.

Кавказ задымился вновь. Президент намерен встретиться с президентом Северной Осетии Галазовым и Аушевым, президентом Ингушетии, предлагавшим ввести в связи с обострившимися конфликтами на спорных территориях прямое федеральное правление. Идея Руслана Аушева наделала много шума — его сразу едва ли не нарекли прародителем новой чеченской войны. Галазов агрессивен несравненно более Аушева. Если в зоне конфликта будет введено прямое правление федеральной власти, пригрозил Галазов, Северная Осетия поставит вопрос о выходе из состава России.

При достаточно зыбком мире в Чечне, когда чеченский президент Масхадов пытается выстроить новую концепцию отношений с Россией, без очевидного подтверждения устойчивости собственной власти, заявление Галазова, а не сам осетино-ингушский конфликт есть жестокое признание очевидного факта эффективной кавказской политики у России нет. Она держится на остаточной энергии политики советского периода, что само по себе нелепость, так как оплотные республики Кавказа: Грузия, Армения, Азербайджан — стали независимыми государствами. Иначе говоря, обруч, который держал, лопнул, породив иллюзии собственных интересов этих соседей на российском Северном Кавказе. Вот суть совершенно новой проблемы. И похожий на плюшевого медведя Эмиль Паин — советник президента по национальным вопросам, олицетворяющий осторожность и взвешенность, уподобился ученому-островитянину, размышляющему о материковой жизни на основании отражения материка в поверхности океана.

Шаг, сделанный президентом 3 августа, когда был подписан указ о назначении Рамазана Абдулатипова — даргинца по национальности — на пост вице-премьера по национальным вопросам, шаг разумный. Абдулатипов — человек из нутра Кавказа. Это очень важно, но в этом есть еще и своя проблема. Дагестан из северокавказских республик — республика самая многонациональная, с наибольшей российской ментальностью. Назначение Абдулатипова в этом случае никак не демонстрация интернациональности федеральной власти, а попытка найти фигуру, пользующуюся значимым авторитетом на Северном Кавказе. Одно можно сказать точно. В правительстве одним политиком стало больше. Абдулатипов природно бескорыстен, самолюбив и горд. В окружении сверхрациональных молодых людей, хотя он и сам не стар (ему пятьдесят), Абдулатипову будет нелегко. Впрочем, это всегда на пользу, когда в разработке кавказской политики ключевую позицию занимает человек, знающий и чувствующий неоднородность Северного Кавказа. Правда, есть одно «но»: позволят ли президент, премьер, да и либерально-радикальные реформаторы в правительстве и в окружении президента Рамазану Абдулатипову проявить себя, как идеологу российской политики на Кавказе. Не исключено, что именно Сергей Шахрай рекомендовал президенту сделать подобное назначение. И от него в достаточной мере будет зависеть успех и неуспех Абдулатипова в будущем.