Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Что же произошло на самом деле? Была ли коробка с деньгами? Была. Эти самые доллары были получены под расписку не где-нибудь, а в Белом доме. И передавались они в распоряжение штаба президента как оплата за рекламу президентской кампании. По самым скромным подсчетам, победа Ельцина оказалась, в прямом смысле этого слова, крайне дорогой. Цифры называли разные: 40 млрд, 80 млрд. Совершенно очевидно, что Ельцин значительно перекрыл цифры, установленные избиркомом для каждого кандидата в президенты. Более половины этой суммы внесли коммерческие банки. С определенным цинизмом можно сказать — финансирование избирательной кампании Бориса Ельцина банки совершали не по принуждению. Банки боролись за свое будущее. Но это к слову. Сам факт, когда доллары выносятся из Белого дома в коробке из-под ксерокса, людьми из президентского окружения — нонсенс. Не будем вдаваться, насколько продумана и насколько была предвзята операция. Она породила панику среди сторонников Чубайса в штабе.

Коржаков, разработавший операцию, не думал об интересах государства, авторитете Ельцина. Он решал совсем другую задачу — уничтожал своего личного соперника во властных коридорах, более того, перечеркивал его право на контроль денежных потоков, обеспечивающих предвыборную кампанию президента. И все равно, случившееся и неприемлемо, и подсудно. Денежные расчеты такого рода на территории Белого дома в момент предвыборной кампании — абсурд. Оплата за услуги чиновнику в размере 10 % от общей суммы, оформленная в здании демократического правительства — что это, безумие или выходящая из берегов вседозволенность и безнаказанность ельцинских штабистов? Кстати, за этим пакетом, как свидетельствует человек, передавший деньги, получатели почему-то не вернулись. Видимо, потому, что были задержаны.

Любые объяснения по поводу случившегося, сделанные господами Лисовским и Евстафьевым, выглядят странно-наивными, несмотря на то что они были обильно сдобрены обвинениями в адрес политических противников. Как, впрочем, не лишенная идеологического антуража фраза, произнесенная неким полковником ФСБ: «Ельцин победит на выборах, опираясь на истинных патриотов, которым дорога Россия, а не за счет примазавшихся к нему демократов». Даже это, как казалось задержанным, сокрушительное обвинение не делает более обоснованной и правомерной историю с передачей более полумиллионой суммы долларов в кабинетах Белого дома. Но что случилось, то случилось. Назвать вспыхнувший скандал недоразумением, как неловко охарактеризовал его Александр Лебедь, желая погасить вспыхнувшую войну разоблачений, конечно, можно с очень большой натяжкой. Корни конфликта уходят в глубь, пусть и недолгих, политических событий в России. Уже в 1992 году стало ясно, что в ближайшем окружении Ельцина идет неослабевающее столкновение между демократами и государственниками, предрасположенными к патриотической риторике. Оказавшись на гребне политического прорыва, Ельцин был приговорен формировать исполнительную власть и частично свое окружение из демократов второй волны. Демократическое крыло в окружении Ельцина возглавлял в тот момент Геннадий Бурбулис. Не слишком пропитанный демократическими воззрениями, Ельцин в целом принимал и понимал вынужденность этого союза, тем не менее сохранил вокруг себя ядро привычных людей: тех, кого знал еще по Свердловску либо по Москве. В команде, помимо Коржакова, Илюшина, Рогозина, появляется Юрий Петров. В тот момент партитура внутренней борьбы (я повторяю, это были 1991–1992 годы) вырисовывалась следующим образом. Геннадий Бурбулис — демократическое крыло, Коржаков, Барсуков, Рогозин — патриотическое крыло, а Петров, Илюшин — привычное окружение старых адресов. Они противовес как демократам, так и патриотам. Ближе других к этой промежуточной группе был Юрий Скоков. Характерно, что под напором коммунистов, а их вес на Съезде народных депутатов был значителен, демократы и государственники в окружении Ельцина в моменты кризисных политических ситуаций объединялись. Но этот союз почти всегда был чисто внешним и очень недолгим. Демократы всякое ослабление своего влияния на Ельцина объясняли кознями президентского окружения, обвиняя, в частности, Петрова в прокоммунистических настроениях. Петров в прошлом действительно работал с Ельциным в Свердловске и занимал пост второго секретаря обкома КПСС, затем посла на Кубе и в 1991 году приглашается Ельциным на должность главы президентской администрации. Рядом с собой Ельцин предпочитает иметь людей узнаваемых. Помимо чисто идеологической борьбы, в окружении президента шла борьба и на должностном фронте. Демократов не устраивал, бесспорно, порядочный, может быть, излишне бюрократизированный Петров, который разглядывал эту буйствующую сверхлиберальную братию с некоторым удивлением, что выразительно передавали увеличительные линзы его очков. В конечном итоге демократы добились своего. Петров ушел. Ельцин, достаточно долго защищавший Петрова, не простил демократам этого форсированного давления.

Он понимал, что действиями демократов руководил Бурбулис. Ельцину нужен был повод дезавуировать настырного, всепроникающего Бурбулиса. И он этот повод находит. Он поручает Бурбулису создание демократического правительства; а затем утверждает его в должности первого вице-премьера, предлагая Геннадию Эдуардовичу практически если и не руководить (Бурбулис не специалист в экономике), то надзирать за правительством, добиваясь от кабинета идеологической верности президенту. Бурбулис, так и не сумевший реформировать президентскую власть под себя (должность государственного секретаря зависла во властной галактике), стал нащупывать свою ступень теперь уже на правительственном Олимпе. Тем не менее он получил максимум власти, сопряженной, в отличие от должности госсекретаря, с максимумом ответственности, что по замыслу президента, а вернее, сил, противостоящих Бурбулису, должно было его похоронить политически. Бурбулис это понимал, но тщеславие оказалось сильнее чувства опасности, и Бурбулис вызов принял.

Примерно в это же время на смену Ю.Петрову на пост главы администрации президента пришел С.Филатов. В определенном смысле Филатов принял эстафету не от Петрова, хотя в должностном варианте так и произошло, а от Бурбулиса. Филатов пришел в момент, когда отношения Ельцина с Бурбулисом стали катастрофически ухудшаться. И чем больше Бурбулис старался сохранить свою близость к Ельцину, тем решительнее Ельцин старался ее сначала ослабить, а затем свести на нет.

У Бурбулиса были свои изъяны. Он настырен, порой навязчив. Его молчание, сопровождаемое очень внимательным взглядом круглых, буравящих вас глаз, порою настораживает. Сначала вы чувствуете неловкость, затем раздражение. При беседах, контактах с ним, при разговорах с глазу на глаз вас не покидает ощущение, что вы не одни в кабинете, а есть еще кто-то. И этот «кто-то», объединившись с реальным Бурбулисом, оказывает на вас давление.