Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Филатов сделал несколько вялых попыток противостоять Коржакову, изменил структуру аппарата, ввел несколько новых лиц, усилил системность в работе с документами, создал аналитическую службу, но большего сделать не смог. Тому много причин — и объективных, и субъективных.

Президентская власть в России — явление новое. И совершенно очевидно, что ее самовызревание будет противоречивым, что подтвердили четыре президентских года и последующие выборы. Допускали ли все мы такое развитие событий, когда придумывали и обосновывали принципы президентской республики в России? И допускали, и понимали. Как понимали и то, что российское президентство станет некой рекой, питаемой тремя историческими потоками: опытом западноевропейского и американского президентства, отечественным опытом диктатурного партийного правления с генсековскими традициями и, наконец, монархическим имперским, царским прошлым России. Иначе говоря, три варианта единовластия. Естественно, раз президентство стало демократической альтернативой тоталитарному режиму, оно как бы перечеркивало, отрицало какую-либо похожесть на большевистское правление. Но отрицать повторение еще не значит исключить его из практики. Новая конституция в разделе норм президентского правления шилась по фигуре, характеру и воззрениям первого президента России Бориса Ельцина, создавала как бы конституционную копию президента. А во-вторых, она писалась под неблагополучные политические реалии, как, впрочем, и все отечественное законодательство, которое не утверждает новые принципы жизни, а подчинено политическим колебаниям, когда те или иные политические силы посредством закона укрепляют свои позиции, обеспечивают гарантии собственного процветания. Этими силами могут быть ветви власти, политические партии, финансовые структуры. Отсюда вся законодательная деятельность уподобляется пошиву сезонных одежд, приуроченных даже не к временам года, а к политической погоде переживаемого дня. Постигая разумом в лучшем случае контуры политического рисунка, когда новаторская и любая другая государственная мысль не простирается далее полугодия, мы обязаны признать, что государственный разум России утратил навык перспективы, предвидения и стратегии. Россия запуталась в повседневности. Интересно, что сочинители идеи президентства были сторонниками американской или французской модели: сильный президент, умеренные возможности парламента, подчиненное президенту правительство. Оппоненты либо отрицали президентство вообще — вся власть Советам, Думе, Верховному Совету, Собору, либо приветствовали ритуально-формальное президентство. С регалиями, но без власти.

А сам президент, в прошлом партийный руководитель высочайшего ранга (возглавлял Свердловский обком а затем Московский горком, кандидат в члены, член Политбюро), оказался предрасположенным к царским замашкам. Вот такая эволюция личности.

В момент прихода Филатова в администрацию президента, а он еще захватил Руцкого в должности вице-президента, расстановка в кремлевских коридорах была такова:

Илюшин В.В. - первый помощник президента, имевший самый длительный стаж работы с ним еще до президентства.

Коржаков А.В. - начальник президентской охраны, стремительно набирающий силу и сдержанно опасающийся Илюшина.

И глава президентской администрации, который, по логике, должен был стать чуть в стороне и выше как первого, так и второго. Его правовые возможности были, скорее всего, не самыми значительными в кремлевских коридорах, но безмерно более значимыми, нежели у Илюшина и Коржакова за пределами Кремля. На него теоретически замыкались главы администраций областей и первичные президентские структуры на местах — представители главы государства в областях. Должность, по существу, безвластная, скорее, надзирающая, что само по себе авторитета не добавляло и тотчас порождало конфликты с главами администраций в регионах, назначенными на первых порах тем же президентом (говоря историческим языком — царскими наместниками).

Очевидным просчетом Филатова, как человека крайне столичного, был тот факт, что он пытался усилить себя в самом Кремле, а не за его пределами, что позволило бы ему стать значимой фигурой для глав регионального масштаба. Эта задача была сверхважной, но трудно выполнимой. В будущей борьбе с Коржаковым у Филатова не оказалось тыла. Прежний Верховный Совет, где у него была немалая группа союзников, вскоре был распущен, а в народившейся Государственной Думе Филатов сильных позиций не имел и иметь не мог. Еще оставался Совет Федерации, где и присутствовали главы администраций. Не полностью, но в достаточном количестве. Но и там нащупать устойчивую опору Сергею Александровичу не удалось. Ревнивый Шумейко, глава Совета Федерации, аттестуясь другом Филатова, расширению его влияния на Совет Федерации не способствовал. Да и не мог, потому как сам чувствовал себя на вулкане.

Отсутствие тыла, мощного пласта сторонников вне Кремля, позволило Коржакову дожать Филатова, а затем, возможно не полностью, но дожать и Илюшина. Коржаков понимал, что его близость к президенту, по существу, максимальна, и он, постигая эту приближенность, стал все чаще задумываться над вопросом: а что же дальше? Доверительные отношения президента разожгли костер тщеславия в душе главного охранника страны. Внутренняя коржаковская эйфория началась примерно за год до очередных президентских выборов, сразу после издания президентской книги, которую записал и отредактировал человек, рекомендованный президенту Коржаковым, — Валентин Юмашев. В этой книге Коржаков устами президента удостоен высших похвал и выведен за пределы образа личного охранника главы государства. По словам президента, ему, Коржакову, присущи государственный ум, находчивость и незаурядные организаторские способности. Написал ли эти значимые фразы сам президент или их сочинил в благодарность Коржакову Валентин Юмашев (что ни говори, но на роль семейного летописца его пристроил Александр Васильевич), а президент, будучи в застольной расположенности, согласился с ними — теперь это не важно. Книжные аттестации дали Коржакову властный кредит, генеральские погоны и ощущение вседозволенности. Это больше, чем нужно любому амбициозному человеку. А Коржаков, как выяснилось, и тщеславен, и амбициозен. С этого момента его агрессивность идет по нарастающей. И теперь уже к нему применимы слова, ставшие нарицательными в кремлевских коридорах. Их авторство приписывают иногда Илюшину, но чаще самому Коржакову. Подобные обвинения выводили из игры достаточное количество сверхнеобходимых для президента лиц. Сначала называлась фамилия, а затем следовал приговор: «Работает на себя. Не на президента, а на себя». Ничего удивительного в такой метаморфозе главы президентской охраны нет. Президенты приходят и уходят, а жизнь продолжается. Совершенно очевидно, что Коржаков в полной мере понимал уязвимость своего положения. Кремль во все времена был средой изолированной. И как бы он ни усиливал свое влияние, оно так и останется возросшими возможностями в пределах Кремля, отчасти Москвы. Иначе говоря, пока есть Ельцин, значим Коржаков, а дальше?..