Олег Попцов - Тревожные сны царской свиты

Шахрай откалывается первым, создает и возглавляет свою партию — ПРЕС. Группа обиженных Явлинский-Болдырев-Лукин рождают объединение «Яблоко». Шумейко — он-то вообще вровень с Гайдаром в своем вице-премьерстве — уходит в одиночное предвыборное плавание. Да и правительство раскололось на тех, кто пришел себя окунуть в политику, и тех, кто по тем или иным причинам сохранял верность монастырско-правительственной замкнутости. Дескать, нам политическими игрушками заниматься некогда, надо страной управлять, воз тянуть. Интересно, что президент негласно более симпатизировал именно этим, не зараженным политическими амбициями, и прежде всего Черномырдину и Сосковцу. Хотя и тем, другим, порожденным его реформаторским капризом, таким, как Гайдар или Чубайс, не препятствовал. Ельцин еще раз доверился своему чутью. В последний момент, почувствовав зыбкость и непрочность блока, отодвинулся от него и не позволил назвать себя лидером нового движения. В конце концов, он расплатился за долги с каждым из капризных и несговорчивых демократических лидеров. Он, Ельцин, вывел их на политическую орбиту, извлек из небытия. Да, в период референдума они были его оплотом, как, впрочем, и он для них. Теперь он не может рисковать. Итогов реформ, значимых, способных переломить настроения в обществе, пока нет. Главы региональных администраций скорее союзники Черномырдина, а не Гайдара. Следовательно, организационного оплота на местах это движение не найдет. Да еще и внутренний раздор. Слишком много капризности, скандальности. Если они победят на выборах, то останутся его приверженцами. Им некуда деваться. А если проиграют, это будет их поражение, а не президента. Он останется над схваткой.

Когда до выборов-95 остаются считанные месяцы, говорить подробно о выборах 93-го года не имеет смысла. Нас подтолкнула к этому разговору вторая попытка создания партии власти. Теперь этот эксперимент называется «Наш дом Россия». Тогда, в пору новых политических модификаций, «Демократический выбор России» претендовал на корону президентской партии, но Ельцин засомневался и в обиход вошло «партия власти».

Говорят, истинные демократы насторожились, дескать, теряем народность. Но причина подобных расхождений была в другом. На вершине для всех претендующих не оказалось места. Начались раздоры.

Новое движение стало не идеологическим, а, скорее, профессионально-организационным. Была предпринята попытка отмежеваться от истеричной, «свихнувшейся» на своей оппозиционности «Демократической России», которую, по словам Анатолия Чубайса, ничто, кроме криков и митингового баламутства, не интересовало. Двигаться дальше в рядах этого движения и оставаться властью было невозможно. Следовало изобрести что-то новое. Профессионализм, помноженный на демократические убеждения. В понятие профессионализма легко вписываются и Гайдар, и Чубайс, и Шумейко, и Полторанин, и Шохин, и Борис Федоров, и Андрей Козырев, и Андрей Нечаев, и Сергей Шахрай. Но почему все числились в одной команде? А демократические убеждения. Это как эстафетный жезл. Именно они понесут его дальше. Такова историческая преамбула.

Блок «Наш дом Россия» был заявлен в похожей ситуации, и тоже накануне выборов, правда, несколько раньше, чем это сделал в прошлом «Выбор России». Да и предпосылки рождения следует считать иными. Идея создания двух крупных партий, а для начала двух предвыборных блоков, носилась в воздухе уже давно. Еще в 91-м году после путча, ориентируясь на непростое будущее, окружение Ельцина поговаривало о таком варианте. Предполагая, что одна из партий будет президентской, а вторая не как альтернатива, а как расширенный плацдарм первой, но вполне внушительная, способная в блоке с первой, если та не одержит очевидной победы, составить безболезненную коалицию с ней и удержать власть.

Как уже было сказано, несколько объединяющих попыток было сделано ранее, но все они не дали нужного результата.

Смутное время не предрасполагает к торжеству нравственных и этических принципов.

Весна 1995 года мало чем отличалась от осени 94-го или зимы того же 95-го. И дело, в конце концов, не во времени года. Существовала политическая альтернатива. Она существовала с первого же дня работы Думы. Законодательная власть, избранная на половинчатый срок в 2 года (период был назван переходным), убранная в жесткое конституционное ложе, исключающее рецидивы, столь характерные для прошлого Верховного Совета, способного практически парализовать любые действия президента и правительства. Ныне возможности президента и Думы несопоставимы. Президент получил право на роспуск Думы и на объявление досрочных выборов при самых разных комбинациях. Иначе говоря, у президента всегда есть шанс провести выборы либо их отменить. И что принципиально: и в том, и в другом случае президент действует в пределах новой Конституции. Сущность альтернативности изменилась. Если раньше все исчислялось дилеммой: согласно Конституции или вопреки ей, то теперь пространство алогичности расширилось и альтернативные действия, хотя и противоположные по смыслу, оказываются в пределах конституционного поля. Последние решения Конституционного суда, рассматривавшего вопрос о законности указов президента по поводу Чечни и признавшего их полную конституционность, — лишнее тому доказательство. Представить подобное решение суда в пору председательства в нем Валерия Зорькина невозможно. И дело не в позиции Зорькина. Он и сейчас оказался в числе трех судей, высказавших свое несогласие с вердиктом суда. И даже не в составе суда. И не в политической значимости сил, противостоящих президенту в начале 93-го и в середине 95-го годов. Дело в конституционном преобладании президента и над Думой, и над Советом Федерации, и над Конституционным судом. Опираясь на правовое поле, Конституционный суд среагировал на это преобладание. Огласи суд решение, отрицающее правоту президентских указов, — конфликт в Чечне обрел бы новые побуждающие силы, была бы дестабилизирована обстановка в армии, перечеркнута возможность переговоров, и конфликт бы выплеснулся за пределы России. Характерно уточнение суда, что проблемы защиты прав человека, самый уязвимый с точки зрения Конституции правовой плацдарм в этом конфликте, суд вынес за скобки своего решения, предлагая решать его в иных законозащищающих инстанциях. Вопрос: в каких именно? — остается открытым. Определяющей статьей новой Конституции, ее знаменем является тезис о защите прав человека. И если Конституционный суд — а только он оценивает конституционность любых действий, а значит, и их последствия — выводит этот принцип за пределы своей прерогативы, неминуемо осложняется ситуация вокруг самого Конституционного суда как гаранта и защитника новой Конституции. Вывод, возможно, и нелицеприятен, но он очевиден.